– Ну вот, а кто-то тут говорил о случайности. Иди, ложись уж на алтарь, отравитель. Да железку свою оставь – не помощь она тут, помеха только. Постамент, постамент… ишь, удумал чего… – проворчала Челина и подтолкнула Майкла вперёд.
– Постой, – графиня нахмурилась и что-то напряжённо обдумывала. – Почему только четыре кресла? Ведьма пожала плечами.
– Да у одного сиденье от сырости прохудилось, вот и отдали в починку. Глаза её светлости чуть сузились от гнева.
– Немедля вернуть на место – хоть в каком виде. И – распорядись, чтобы зажгли светильники. До сих пор не сообразила, что ли, Челина? Та охнула, отшатнулась.
– И впрямь, что же это я? Зелёный свет-то! – и умчалась с удивительной для её возраста резвостью. Майкл не решился задавать вопросы, справедливо полагая, что ему и так делают огромное одолжение. Лишь смотрел, как бегом, бегом принесли и поставили на место пятое, малое кресло. Да трое ловких парней шустро заправили светильники ароматным маслом, и только тогда волшебница погасила свой шар света. Ах, Фиона бы умерла от зависти…
– Посмотри ещё раз – так? – мягко спросила графиня Люция. Закрыв глаза, Майкл попытался как можно яснее воскресить в памяти свой давний детский сон. Эх, и почему у него нет способностей Берты – та запоминает любое зрелище до мельчайших подробностей, а потом так замечательно воссоздаёт на полотнах…
– По-моему, в руке той статуи горел факел. – неуверенно произнёс он и показал на белокаменную копию какого-то здоровенного дядьки в старинной одежде.
– Это делается только по особо торжественным случаям, – неуверенно произнесла графиня… но ведьма, проворно нырнув за другую дверь, уже тащила реквизированный у стражников факел. Встав на цыпочки, она всё равно не смогла достать до ладони статуи, и Майклу пришлось ей помочь. И в тот миг, когда он воткнул факел в словно специально чуть сжатую каменную пятерню, из большого зеркала под потолком хлынул свет. Чистый лазурный свет ясного неба.
– И это в полночь… Что деется-то, а? – покачала головой Челина. Озадаченно подняв брови, Майкл опять не стал задавать вопросов и поплёлся к алтарю. Уж не собираются ли его тут и прирезать, принеся в жертву какому-нибудь тёмному божеству?
– Да хоть бы и так… Хуже не будет, – пробормотал он, легко запрыгнув наверх. Поверхность алтаря оказалась вовсе не холодной. Без той стылой промозглости, какую он ожидал от камня глубоко под землёй… А в общем, какая разница? И в тот миг, когда он улёгся, держа в ладонях вытянутый вдоль тела меч – словно рыцарь в своём последнем ложе, в тот самый миг зеркало вспыхнуло нестерпимым светом. Изумрудный, бешеной яркости огонь хлынул ему под веки, проникая в мозг и безжалостно выхватывая оттуда всё, что ему хотелось. Воспоминания взвились бесстыжим хороводом и спиралью потянулись вверх – в бездонное зелёное сияние. Это оказалось настолько постыдным и мучительным, словно молодой парень всю жизнь только и делал, что лгал, предавал, и убивал невинных. Коротко и жадно вдохнув, словно ему вдруг не хватило воздуха, он провалился наконец в блаженное беспамятство…
– Осторожнее… – услышал он, жадно приникая пересохшими губами к поднесённому питью.
– Как ты думаешь, Челина – уже можно снимать повязку? Не повредит ли свет глазам? – в усталом голоске графини сквозила неприкрытая озабоченность.
– А что с ими сделается? Хоть они и изнеженные дворянчики, а всё ж крепкий парень. До сих пор помню, как ловко они мне чуть голову не смахнули…
– беззлобно ворчала ведьма, развязывая ленту. Оказалось, что Гуго до сих пор лежит на тёплом и весьма приятном на ощупь каменном алтаре. Правда, Зеркало вверху потухло, и уже ничем не напоминало тот источник вынимающего душу сияния. Да и судя по нескольким потухшим светильникам, провалялся он тут долгонько. Отведя в сторону руку Челины, он спрыгнул с возвышения, ощущая себя измученным, но в общем-то вполне ничего. Если бы не… Повертев в ладонях меч, наконец спрятал обратно за спину. И спросил, глядя в лицо молодой графини, что смотрела на него с каким-то новым, другим выражением. Уже чувствуя, как разум вновь ускользает в душное и тёмное ничто, он расслышал ответ.
– Нам пришлось рассмотреть многое. Но скажу сразу главное, что мы заметили. Гуго, вы не виновны в том, в чём вас обвинили. Попросту говоря, вас подставили. Но правда, так и не зна… Графиня умолкла на полуслове, заметив пустой взгляд и бессмысленное выражение лица парня. Осторожно шагнула вперёд, повела ладонью перед его глазами, всмотрелась и вздохнула.
– Даже не могу зацепиться… Как там он говорил – после сильных потрясений душа моя гуляет по неведомым мирам? Очень верное выражение. Вызови слуг, Челина. Когда тяжело дышащая и взмокшая старая ведьма вернулась с двумя крепкими парнями, уважительно поклонившимися своей повелительнице, графиня приказала:
– Луиджи, Пьетро – отнесите моего гостя наверх. Уложите в гостевой комнате, и пусть за ним присмотрят. И бережнее, чем это была бы даже я. Слуги осторожно подхватили впавшего в оцепенение молодого человека и унесли, а графиня повернулась к сидящей в одном из золочёных кресел старой ведьме.
– Ну, и что скажешь? Та помассажировала левую сторону груди и только потом со вздохом ответила.
– Тяжеленько… Вряд ли мы ему чем поможем – он должен сделать это сам. Сам собрать воедино все – все! – свои силы и перебороть ужас, поселившийся в душе. Но тогда выйдет… не боишься, голубка моя? Люция улыбнулась.
– Нет, не боюсь. Я внимательно вчувствовалась – как он относится к сестре, к матушке. Не прощу себе, если когда-нибудь не съезжу в сине-белое королевство и не познакомлюсь с ними обеими. Замечательные женщины, и я уже сейчас их почти люблю. Старушка и себе усмехнулась.
– Да уж – чистая душа, что и говорить… только за что ему такие страдания? А эта его Фиона – я от его мыслей о ней даже молодость свою вспомнила. Люция чуть покраснела.
– Я в них обоих всмотрелась чуть сильнее, чем следовало бы. Мне вдруг стало так хорошо – настолько… ну, ты понимаешь, – и она очаровательно смутилась. Где-то вверху и по сторонам шумело бескрайнее море. Разбивались волны о берег, а камень нависал и давил на пещеру со всех сторон. Но это не имело значения – две женщины, ещё немного поговорив, чуть восстановили свои силы и ушли. Вслед за ними волшебным образом погасли все светильники. Зал погрузился в полную темноту. И лишь зоркий глаз, если бы кому-то вздумалось остаться и всмотреться в поверхность алтаря, различил бы медленно угасающий, светящийся в камне силуэт спящего воина с двуручным мечом.
Полдень. Чайки, пролетая иногда над стоящим на холме домом, пронзительно квирркали, привлечённые то ли своим птичьим любопытством, то ли отголосками Силы, дремлющей до поры глубоко внизу. Дыхание весны уже чувствовалось даже в этих мягких южных краях – небо наконец очистилось от уже поднадоевших зимних туч и вновь радовало глаз своей чистой бездонной глубиной. Проспавшая утро и часть дня Люция, беззаботно высунувшись в окно спальни в одной ночной рубашке, весело засмеялась и ласковым лучам солнца, и голубым небесам, и словно умытым и проснувшимся от спячки городским крышам, где так весело чирикали пташки, и покрывшимся нежной зеленью деревьям. И столь заразительным был её смех, что проходящая за забором малышка Хуана, в маленькой тележке помогающая отцу развозить молоко, весело засмеялась в ответ и помахала своей графине маленькой ладошкой. Под дверью спальни обнаружился озабоченно прохаживающийся кузен Паоло – и тётушка Франческа, в кресле и с неизменным вязанием в руках.
