Фершехр приглушенно рыкнул и, словно повинуясь приказу погонщика, отступил на шаг.
– Где моя жена?
– О… она… – Рыцарь помолчал и, набравшись смелости, выпалил: – Госпожа Тариймаар не вернулась из ночного полета.
– Куда она полетела? – Голос Элекзила оставался бесстрастным, и лишь бешено колотящееся сердце могло бы показать воину, что творилось сейчас с его князем, если бы не броня. Она защищала его даже от проявления чувств.
Все верно. Так и должно быть. У правителей не может быть слабостей, иначе трудно будет удержать в узде подчиненных.
– Я могу ошибаться, мой князь, – еще один вкрадчивый голос заставил Элекзила развернуться и в ожидании ответа уставиться на козлоногого беса, – но я видел, как Тариймаар направила своего фершехра в сторону черной башни Шеррахха.
Пепел крыльев! Эта женщина сводит его с ума! Он ведь приказал ей дожидаться его в Крак-шере!
Впрочем, смысл приказывать, если его приказы не исполняют?
В его руке появился черный шарик. Едва погонщики убрались подальше, как Элекзил начал пробуждать переход. Спустя два стука сердца он уже выходил на черные плиты королевского дворца в столице Бриллиантового рода.
Голос Брилл. Он услышал его, едва подошел к Тронной зале.
– Элл, тогда почему не могу пойти я? В конце концов, Тар и мой сын тоже!
Сокращенное имя сына, придуманное женой на человеческий манер, жалом впилось в сердце, вновь напоминая о случайной встрече в Лазури.
Толкнув двери, Элекзил убрал броню и неторопливо направился к двум сидевшим на каменной скамье женщинам. Двум властительницам этого мира.
– Элекзил? Уже вернулся? – Эллеайз поднялась ему навстречу.
– Явился не запылился. – Брилл бросила на него взгляд исподлобья. Хм, за ее выходку и угон фершехра впору ему было смотреть на нее так, но он действительно отчего-то чувствовал себя виноватым.
– Брилл, произошедшее требовало моего вмешательства. Я просто не успевал вернуться, чтобы сообщить тебе. Да и о чем? О том, что отец почувствовал перстень рода, который…
– Который носит наш сын! – Брилл поднялась и, тряхнув огненной гривой волос, яростно уставилась на него зелеными глазищами.
– Это не обязательно может быть он! – Элекзил нахмурился, чувствуя бессилие перед ее гневом. Он до сих пор помнит, как уже после возвращения в Красный мир спасал ее от кошмаров. Ведь это по его вине они распростились с миром смертных. Так рано!
– Ну конечно! Эллеайз уже объяснила мне, что это колечко могло активироваться только на руке того, в ком течет княжеская кровь вашего рода. Или у тебя еще были дети?
– Не говори ерунды! – В его голосе послышалась сталь. – Я тоже надеюсь, что Шайтаар нашелся, но…
– Никаких «но»! Я знаю, что это – Тар!
– Не называй его так! – В мозг опять впилось это имя.
– Алекс, мне надоело! Тебе не нравилось его земное имя, придуманное мной, тебя не устраивает это сокращение…
– Все верно! Потому что его имя – Шайтаар! – Лязгнули, закрываясь, двери, и в залу вошел Берфеллаг. – Так звали твоего первого и единственного сына, Тариймаар! Шайтаар обладал силой, которая могла сравниться с мощью самого прародителя Красного мира! Он единственный мог укротить корону Всевластия и объединить всех нас, но… – Правящий князь Сапфир прошел к соседней скамье, устало опустился на нее и, откинув голову к прохладному камню стены, закрыл глаза.
– …но он почему-то ушел? – Элекзил не сводил с отца внимательного взгляда. Опустошен. Словно проводил какой-то ритуал или обряд.
– Да, почему-то он ушел, чтобы провести вечность в уединении на острове посредине огненного моря. – Берфеллаг задумчиво замер, разглядывая кусочек пурпурного неба, видневшийся в узкое окно. – Только перерожденная Тариймаар могла вызвать в мир смертных своего сына. Вопрос – зачем? Кому понадобилось усилить мощь Шайтаара княжеской кровью Сапфиров? – Берфеллаг вновь оглядел их, притихших от тяжести непознанного. – Вот что мучает меня. И вот почему тебе, Тариймаар, лучше оставаться в Красном мире. Твой сын рано или поздно придет сюда сам, главное, с ним не разминуться.
– А вдруг его возвращение как-то связано с моей несостоявшейся коронацией? – Низкое, неспешное звучание голоса отца разбавили бархатные нотки Эллеайз. Перестав изображать статую, она подошла ближе.
Элекзил нахмурился. Все присутствующие на коронации были свидетелями того, что корона Всевластия выскользнула из рук избранной ею королевы. Плохой знак. Очень плохой. Обряд перенесли, но Эллеайз так и не надела корону. И хотя благодаря пророчеству все считали ее королевой – фактически она ею не была.
– Я полагаю, настал момент навестить Мудрейшего этого мира. – Отец поднялся.
– Нет! – Элекзил выдохнул это короткое слово одновременно с встревоженной Эллеайз. – Ты ведь сам столько лет не позволял нам с Брилл даже думать о глубинном дьяволе, хотя на кону было существование нашего сына!
– Сейчас на кону существование нашего мира. – Берфеллаг, прекращая спор, посмотрел Элекзилу в глаза. – И не теряй времени. Тебя ждет мастер Переходов.
Он развернулся и, печатая шаг, вышел из залы.
Лайла
Ощущение, что я опоздала бесконечно, невыносимо, бессмысленно, появилось еще тогда, когда я заметила рядом с Таром высокую фигуру небожителя. Конечно, Наказующие архангелы, или, проще говоря, монахи города Инквизель не упустили бы шанс прочитать Тару нотацию, но в тот момент меня насторожил сам Тар. Я даже замерла, наблюдая, с каким любопытством он слушал незнакомца в черной рясе. Не отводя ни на секунду взгляда.
– Та-ар! – У меня невольно вырвался крик. Не хватало еще, чтобы ему заморочили голову! Куда уж дальше?
Он тут же обернулся. Его взгляд пробежался по черному морю ряс, выискивая меня. Почти сразу нашел. Я вскинула руку, привлекая его внимание. Губы парня тронула улыбка.
Сзади захлопнулись двери храма. Я обернулась к учителю.
– Пойдем, Лайла. – Он взял меня под руку и, не дожидаясь сопровождающей обреченного на казнь процессии, потянул к Огненной Чаше.
Просто удивительно – как Огненная Чаша, символ Красного мира, оказалась почти в центре Лазури? Эх, если бы познать ту мудрость, коей владеют архангелы Правления, многие вопросы исчезли бы сами собой.
Невероятная картина открывалась мне с каждым сделанным шагом: громадная, высеченная из черного лоснящегося камня чаша была полна алого огня, всполохами выстреливающего в затянутое серыми тучами небо, и на фоне этой картины к самому эшафоту поднимались двое.
Я распахнула глаза, узнавая в одном из этих двоих Тара, и, ничего не объясняя удивленному учителю, бросилась к чаше, распихивая попадавшихся на пути монахов.
