– Кто знает, милорд, – загадочно улыбнулся старик и вышел отдать необходимые указания.
Отъезд откладывался три раза под каким-либо предлогом, пока однажды Вульф, потеряв терпение, не приказал седлать коня.
– А графиня, милорд? – удивлённо спросил Гунтар.
– Приедет, как будет готова. Я больше не могу сидеть здесь взаперти. Хватит!
Поклонившись, Гунтар ответил:
– Потерпите до завтра, милорд. Клянусь, завтра мы уедем, даже если в оглобли мне придётся запрячь всех служанок графини.
– Надеюсь на тебя, старина, – проворчал Вульф, швыряя хлыст в угол.
Весь день он рычал и огрызался как рассерженный пёс. Досталось всем, а одного из незваных посетителей, менестреля, задумавшего сложить балладу о его подвигах, просто спустил с лестницы.
Резной стол разлетелся в щепки, когда на его столешницу опустился стальной кулак стражника. Сообразив, что тянуть больше нельзя, Гунтар моментально собрал в дорогу всё необходимое, и ранним утром карета, запряжённая шестёркой породистых скакунов, понеслась по направлению к побережью.
Но чем ближе они подъезжали к бухте, тем мрачнее становился Вульф. Его не веселили шутки Фаруха и не радовали ласковые руки жены. Взгляд его становился всё более мрачным, а на лице ходуном ходили желваки.
Только Гунтар делал вид, что ничего не происходит. Он подшучивал над слугой и развлекал рассказами графиню, не обращая внимания на свирепые взгляды своего воспитанника.
Когда карета подъехала к памятному холму, Вульф приказал остановиться и вышел из кареты.
– Я пройдусь, – глухо сказал он и медленно побрёл к вершине. Возница, подчиняясь молчаливой команде Гунтара, шагом направил лошадей следом. Вульф шёл, опустив голову и вперив взгляд в землю.
Ему тяжело было видеть эти развалины. Все воспоминания разом нахлынули на него, и сердце воина сжалось от боли. Память – благословение и проклятие рода человеческого. То, что не даёт отвлечься и радоваться сегодняшнему дню. То, что может жечь не хуже раскалённого железа. То, что может радовать.
Одолеваемый такими мыслями, Вульф не заметил, как оказался на вершине холма. Остановившись, он с трудом заставил себя поднять голову и замер, поражённый увиденным.
На месте памятных развалин высился беломраморный дворец. Такой, каким помнил его он, Вульф, и каким мог помнить его только один человек. Величественные башни смотрели бойницами на все стороны света, стена была очищена и восстановлена, ров углублён и заполнен водой, а подъёмный мост опущен, словно приглашая войти в широко распахнутые ворота.
Замерев и боясь моргнуть, Вульф смотрел на всё это и не верил своим глазам. Послышались шаги и шорох. Гунтар и Флорис встали рядом с ним.
– Ну как? Похож? – спросил Гунтар, и голос его предательски дрогнул.
– Да! – тихо выдохнул Вульф и повернулся к Гунтару. – Так вот почему ты удерживал меня! Тянул со всеми делами и отправил в путешествие. Ты знала? – спросил он жену.
– Конечно. Мы хотели сделать тебе подарок.
– Вам это удалось, – тихо ответил Вульф и, поцеловав жену, повернулся к Гунтару. – Спасибо, старина. Я не знаю, что ещё могу сказать. – Он порывисто обнял старика, и Флорис увидела слёзы на глазах мужа. Он плакал, не стыдясь своих слёз.
В замке увидели карету, и двое верховых стремительно понеслись ей навстречу. Скопа и Мира, подлетев к стоящим на холме, спрыгнули с сёдел, не успев толком остановить коней.
– Вульф! Папа! – разом раздался их вопль, и двое названных оказались в объятиях молодой четы.
Сжав друга в объятиях, Вульф крепко хлопнул его по спине и громко произнёс:
– А я думал, ты опять кого-то уничтожаешь. Чёртов рыбоед! Знал и ни слова не сказал другу.
– Прости, дружище, но если бы я проболтался, меня бы убили, а потом кастрировали или наоборот, что, в общем-то, не важно. Их двое, а я один. Сам понимаешь.
– Да уж. Попал ты в переделку. Но это не значит, что я всё забуду. Будешь наказан.
– Как скажешь, сотник, – вытянулся Скопа, словно на плацу, и друзья громко расхохотались.
Уже вечером, сидя за столом в парадном зале, Вульф объявил своё решение.
– За хитрость и изобретательность вы оба будете жить по соседству. В замке герцога.
– Но, Вульф! Это же королевский подарок, а кроме того, ко двору был представлен только ты.
– Думаешь, ты один такой хитрый? – усмехнулся Вульф и выложил на стол пергамент с королевской печатью. – Не всё мне одному укрощать наших бандитов. Поломай и ты голову.
Скопа недоумённо развернул пергамент и громко прочёл:
– Мы, король… и так далее, повелеваем: признать младшего сына барона Гроугла полноправным герцогом Гроуглом за его самоотверженную службу короне и королевству. Дочь вождя клана Мак-фарелл признать герцогиней Мак-фарелл-Гроугл и даровать им в вечное пользование замок и земли герцогства Мелудо по ходатайству и добровольному согласию графа Местеро. Переименовать отныне вышеназванное герцогство в герцогство Гроугл. Отныне и во веки веков да будет так при мне и потомках моих. Во имя чести и справедливости. Король.
Опустив свиток, Скопа посмотрел на друга.
– Если это не твоя работа, назовите меня варваром. Я в долгу перед тобой.
– Нет, друг. Это я отдал тебе долг. Долг чести. Будте счастливы.
* * *
Среди дворцовых покоев долгое время ходили слухи и сплетни. Многие из благородных юнцов пытались устроиться в тайную королевскую гвардию, но узнав условия, отступали. Несколько раз морские ворота королевства беспокоили пираты, но ни один из кораблей не вернулся в порт. С тех пор прошло пятнадцать лет.
В зале дворца собрались четверо. Седые, но ещё крепкие и поджарые, как волки, мужчины и цветущие зрелой красотой женщины. Они что-то обсуждали, когда дверь распахнулась и на пороге появились два подростка, мальчик и девочка.
Мальчик был худощав, строен и гибок, с чёрными волосами и тёмно-карими глазами, девочка – светленькая, с порывистыми движениями и широковатым, чувственным ртом.
Дети взглянули на сидящих и чинно прошли через зал. Но за дверями вскоре раздался их весёлый смех и топот бегущих ног.
– Чудная пара! – вздохнули женщины и лукаво посмотрели на мужчин.
