– Хватит глупостями заниматься и загадки загадывать! – проскрипел зубами Дарк и, не удержав в себе злость, стукнул по столу кулаком. – Раз есть план, как в тюрьму пробраться, говори! Время, дружок, поджимает, время! Его ой как мало осталось… Тем паче что нам не только Анри вызволить надо, но и еще кое-кого из шеварийских застенков вытащить…
– А ты аптекаря иль эту дуреху-посыльную имеешь в виду? – презрительно хмыкнул Грабл, ничуть не стеснявшийся прилюдно ковыряться ногтем в зубах.
– Кого получится, того и спасем, а лучше обоих! Не забывай, по возвращении мне еще с фон Кервицем объясняться придется, и беседа, чую, совсем не из легких будет…
– Да, ладно те… – небрежно отмахнулся Зингер. – Не хорони свое рыцарство прежде времени! И Фламмера вызволим, и старикашку за компаньицу с девкой прихватим… Нам, главное, в застенки до конца ночи пробраться, и пропуск наш в невзрачный мирок пыточных да темниц невдалеке от нас, вон прям там восседает да курочку за обе щеки утрескивает…
Как ни странно, но Дарк сразу понял, о чем говорит напарник, стоило ему лишь взглянуть в сторону, куда слегка кивнула голова Грабла. За небольшим столиком возле окна ужинала троица крепких, плечистых мужчин в совершенно одинаковых одеждах. На вино здоровяки не налегали, но зато с усердием набивали толстые, перевешивающиеся через ремни животы. Поскольку одежда незнакомцев была одинаковой, Аламез догадался, что это солдатская форма, а поскольку наряды посетителей казались довольно мрачными по меркам Верлежа (в них преобладали темно-фиолетовый и грязно-серый цвета), моррон тут же пришел к единственно возможному умозаключению, что это тюремщики. Слова Зингера, наконец-то прекратившего ковырять пальцем в зубах, подтвердили смелое предположение.
– Видишь ли, мест, подобных этому, в городке множество, но особое достоинство «Хмельных несушек» в том состоит, что рядышком с тюрягой она и находится. Отсюда до казематов не более пары сотен шагов будет! Здесь частенько тюремщики да их собратья – заплечных дел мастера перед сменой животы набивают, а после вахты горло промачивают, – зная, что вокруг слишком шумно и их разговора никто не расслышит. Грабл не стал утруждать себя шепотом. – Шеварийцы, мой друг, чудной народец во всем, и не только говором смешным, одежонкой пестрой и домишками кособокими от нас отличаются! У здешних властей странное, но в то же время довольно логичное представление о том, что такое преступление и чему должно служить наказание. Что в Альмире, что в Маль-Форне, что в иных городах так называемого «Заозерья» тюрьмы с висельными площадями в бедняцких кварталах находятся, подальше от богатого люда, который грязь жизни лицезреть не хочет, а желает лишь сладкие плоды радости вкушать… А в Верлеже же узилище, наоборот, там расположено, где зажиточные горожане проживают. Точно сказать не могу, но, по моему разумению, власти местные так рассудили: голытьба городская всяко воровать да грабить не перестанет, сколько казнями ты ее ни стращай, а вот для порядочных горожан, которые уже жирком обрасти успели да потомство не в богатстве, но в сытости и достатке наплодить, это хорошее предупреждение! К тому ж лень шеварийцам преступников на казнь да в судейские палаты через весь город возить, вот они все рядышком и расположили, на одной площади те и суд, и тюрьма, и место для работы палача… А еще говорят, что в праздные дни отрубание голов и прочие казни уж больно веселят подвыпивших шеварийцев…
– Да понял я, понял, – кивнул Аламез, не желавший долее слушать вольные рассуждения на столь неприятную тему. – Говори уж, в чем твой план состоит, а то вон мальчонка, которого ты за грудки хватал, к нашему столу пробивается да что-то пожрать тащит…
– Это славно, – не скрывая радостных предвкушений, произнес Грабл, облизнувшись и нежно огладив ладонью свой уже издающий с голодухи неприятные звуки живот. – А планчик-то мой немудрен, проще простого будет! Пока сидим да жрем, за казематниками вполглаза приглядываем. Скоро им на дежурство ночное заступать, думаю, через четверть часика в путь тронутся. Как харчевню покинут, мы следом пойдем. До тюрьмы путь близкий, так что мешкать не стоит! Я округу осмотрел прошлым днем, подворотня одна уж больно приглянулась. Оглушим пузанов да туда затащим.
– Ну, форму мы с них снимем, а что дальше? Как пароль узнаем, чтоб через ворота пройти? – все-таки побаивающийся, что в гвалте их разговор все же могут услышать, перешел Дарк на вкрадчивый шепот.
– И кто это говорит? Тот, кто у королевского сыскаря, а не стражника какого-то всего за пару минут все, что нужно было, выпытал, – рассмеялся в ответ Зингер. – Не боись, тюряжники трусливы, сами расскажут, только спросить не забудь!
Не сговариваясь, морроны замолчали, ведь разносчик блюд уже пробрался к их столу. В одной руке юноша держал кувшин с, похоже, все тем же вином неприятного цвета и запаха, а в другой – накрытое крышкой блюдо, судя по размерам которого ужин был заказан не на двоих, а как минимум на четверых. В предвкушении скорой и, возможно, не только сытной, но и вкусной трапезы в желудке Аламеза приятно заурчало. Откуда проголодавшейся утробе моррона было знать, что в силу непредвиденных обстоятельств долгожданная встреча с кусками горячего мяса и свежей зеленью в ту ночь так и не состоится…
* * *
Как волшебная дверь в детских сказках, крышка поставленного на стол блюда открылась, и в нос Аламеза ударил восхитительный, заставляющий мгновенно позабыть обо всем, кроме еды, аромат отменно приготовленного жаркого. Руки моррона сами собой потянулись к столовым приборам, и Дарк даже прищурил глаза, предвосхищая тот сладостный миг, когда куски аппетитного, красиво разложенного по блюду вперемешку с зеленью и хорошо прожаренного, сочного мяса окажутся у него во рту.
Трапеза вот-вот должна была начаться, Аламез был даже готов пригубить шеварийское вино, но тут произошло непредвиденное. Виски моррона пронзила страшная боль, источником которой стали вдруг бешено запульсировавшие сосуды. В глазах мгновенно помутнело, а в немного затуманенном сознании возникла и тут же окрепла очень неприятная мысль, бывшая не чем иным, как сигналом о близкой опасности. Дарк почувствовал, что за ними наблюдают, а внутреннее «я» моррона подсказало, что это враг. Стараясь не делать резких движений, Аламез оторвал взгляд от блюда, содержимое которого уже принялся активно уничтожать проголодавшийся Грабл, и осторожно обвел взором пестрый и шумный зал.
Шеварийцы по-прежнему откушивали, пили вино, щипали за все подвернувшиеся места полуголых разгульных девиц и громко горланили песни. Ничего вроде бы не изменилось, но в то же время что-то здесь было не так… Кто-то приглядывал за их столом, но делал это очень аккуратно, вполглаза, видимо, боясь вспугнуть насторожившуюся дичь в лице двух морронов. Понимая, что невидимый враг настороже и слишком умен, чтобы дать себя обнаружить, Аламез якобы принялся за еду, а сам тем временем сильно пнул под столом ногу увлеченно поглощавшего снедь товарища.
