Когда удалось проморгаться, проораться и убедиться, что и щеки (гладкие), и глаза (зрячие) еще при мне, чудный человечек бесследно исчез, под стать серокрылой бабочке.
Озерная гладь мостовой невозмутимо грела на солнышке барашки булыжников, и лишь в голубой дали того берега сиротливо белел одинокий парус пешехода, мятежно ищущего бури в направлении крепостных стен. Бедняга наверняка не знал, что раздача бурь на сегодня закончена.
Прогулка в сад к обвалившейся стене башни подтвердила мои подозрения. Нигде не было никаких следов стихийного бедствия. С деревьев не обвалились птичьи гнезда. Мячик, застрявший между веток с позавчерашней игры маленьких школяров, спокойно продолжал висеть.
Увиденного было достаточно, чтобы понять, что никакого землетрясения не было. По замку был нанесен мощный удар, шедший снизу, из недоступной части древних катакомб. Если это и землетрясение, то поразительно целенаправленное, в одну точку. И точкой этой было нечто, располагавшееся в охраняемом подземелье.
Такой золотисто-синей точкой, на которую меня с утра влекло как мотылька… Что общего было между этим узником и утренними нищенками? Всем нутром я чуяла их странную схожесть и не могла понять. И чуяла, что еще можно помочь… можно спасти… Если бы меня к нему пустили!
Сама лаборатория была заманчиво обнажена, но являла моему взгляду только голые стены, из которых топорщились искореженные остовы бывших стеллажей. Полок не было. Пола не было тоже. Любовь опекуна к деревянным перекрытиям в собственной башне дорого ему обошлась. Там, где должен был быть пол, зияла клубящаяся пылью и мраком дыра в никуда. Но мне стало совсем нехорошо, когда я обнаружила, на чем держался потолок лаборатории, следовательно, и пол кабинета, на котором совсем еще недавно я возлежала, как в собственной купели. Он был насквозь изрешечен мелкими дырками, аккуратно подрезан по периметру и опирался центром и кое-где по бокам на несколько перекрестившихся в падении толстенных бревен, нижние концы которых исчезали в разверстой дыре. Во что упирались эти огромные бревна внизу, я не смогла рассмотреть. Но собралась выяснить.
Альерг возник как из-под земли в тот момент, когда я вскарабкалась на бывшую стену, лежавшую теперь почти аккуратной грудой, и уже почти шмыгнула в пролом. Подоткнув юбку, я уже занесла ногу, чтобы проникнуть, наконец, в запретное место, невзирая на редкий град все еще сыпавшихся сверху камней, штукатурки и мелких предметов кабинетной обстановки. Иной мотылек не так стремится на свет, как я в эту тьму. Нога заскользила вниз удивительно легко.
Мастер схватил меня за шкирку, основательно придушив при этом, и решительно выдернул из пролома. Точно так же, как однажды, в первый день прибытия в порт Олла, меня из-под трактирного стола при попытке к бегству извлекла рука, когда я пятилетним затравленным тараканом сигала на четвереньках между вонючими и просто пыльными ножищами завсегдатаев, поражаясь попутно разнообразной географии обуток: от лаптей и калош до вышитых с изогнутыми носками чеботов. Я попыталась уцепиться за мелькнувший край столешницы и нырнуть если не в сегодняшний пролом, то в тогдашнюю тарелку с дымящимся супом, но наставник пресек и эти поползновения в минувший день на корню, взревев в ухо оглушительным набатом:
– Стой, самоубийца! Сколько можно вытаскивать тебя на свет божий?!
Одно бревно не выдержало этого громогласного акустического пинка и медленно сползло в яму, потянув за собой несколько бревнышек и досок помельче.
И покатилось, и посыпалось! Но оползень быстро иссяк. Потолок грозно треснул завершающим аккордом, просел еще сильнее, но рушиться раздумал. Альерг прошипел:
– Сдается мне, я даже присутствовал повивальной бабкой при твоем рождении!
– Еще скажи – родной матерью! – огрызнулась я, как только смогла глотнуть достаточно воздуха.
– Нет, это ты скажи, что ты сделала с Иби? И не делай таких удивленных глазок, выкладывай как на духу! Ты тут прогуливаешься на свежем воздухе, а человек сразу после встречи с тобой внезапно свалился в лихорадке. Ты знаешь, что она умирает? Опять не знаешь? Тоже мне, пифия! Доктор Рипли не уверен, доживет ли несчастная девушка до завтрашнего дня!
– Не может быть!
Ноги у меня подкосились, но так удачно, что я оказалась сидящей не на остром обломке, а на вполне мягкой куче вывороченной вместе с деревом земли. Вспомнилось о раскаянии. Столь живописные развалины – как раз подходящее место для излияния сердца. Но покаянное настроение куда-то пропало, и, порывшись во всех карманах своей души, я так его и не обнаружила. Зато высыпалась пригоршня вопросов, требовавших незамедлительного ответа: почему Альерг соврал о землетрясении, почему соврал о переезде, кто был в подвале, что с Иби, почему будущее раздвоилось и которому теперь верить, или оба действительности синхронно врут?
Выяснилось, что стихийное бедствие якобы было тщательно спланировано самим Главой Лиги, но назначено на завтрашний день. Магический заряд взорвался преждевременно, не без чьей-то предательской помощи, и мастер сначала решил, что это землетрясение, а потом оказалось выгодным убедить в этом заблуждении всех остальных. Кроме того, ради моей безопасности надо было разыграть версию утраты божественного дара. Но, похоже, здесь и не придется никого разыгрывать, потому что несчастье с Иби подтверждают специально распущенные слухи, что город лишился Верховной жрицы. Таким образом, слухи заранее оказались правдивыми.
Я доверчиво смотрела на опекуна, а на грани бытия уже умершая искорка пульсировала: «Прими мою жизнь!»… – пока не угасла навсегда.
Тот, кто звал меня, покинул этот мир. Я опоздала.
В глазах потемнело. Может, у меня солнечный удар? Вон как жарит! Я потянулась за лопушком и соорудила себе чепчик. Перевела разговор на происшествие с Иби. Мастер пояснил:
– Ее нашли на полу в бессознательном состоянии неподалеку от твоей комнаты. Похоже на приступ падучей, но только похоже. Ее охватил ужас, с которым не могут справиться ни ее сознание, ни сердце. В состоянии такого шока она не выдержит и нескольких часов. По ее бессознательным выкрикам, обрывкам доступных мне образов, фрагментам ее бреда мы поняли, что ты предсказала ей смерть, и поняли какую: она будет раздавлена во время завтрашнего бедствия. И это была бы ужасная смерть, но никакого землетрясения не будет, Рона. Ты ошиблась. Увы, мы не можем привести ее в чувство, чтобы сказать о твоей ошибке и спасти.
Вот почему было два видения Гарса, объяснил Альерг. Вот почему оба были действительными: они действовали в разных мирах. И разрушенный замок, и гибель Иби я видела в ее реальности. И она умрет в этом мире собственного ужаса именно так, как предвидено. Она будет раздавлена своей действительностью. В нашей реальности это будет выглядеть иначе. Только выглядеть, но невидимая никому суть останется той же.
