Лавастин задумчиво поднял бровь.
Ересь. Алан знал, что Таллия слушала отца Агиуса. Его слова, точно чума, передавались от одной души к другой, пятная их. Агиус принял мученическую смерть, как и хотел. Но было ли это знаком Божьим? Почему Господь должен был отметить человека, который противоречил Его законам?
Мысль о том, что придется потерять Таллию из-за проповедей Агиуса, приводила Алана в бешенство. Ярость зарычала, почувствовав его настроение.
— Тихо, — скомандовал Лавастин, и собака тотчас успокоилась и легла, опустив голову на лапы. Граф обратился к королю: — Все же, ваше величество, леди Таллия очень молода. Увы, у нее не было достойных наставников. Хорошее влияние, — кивнул он в сторону Алана, — успокоит ее рассудок.
— Да будет так, — с облегчением произнес Генрих.
— Чем скорее состоится свадьба, тем лучше, — добавил Лавастин. — Я должен возвратиться в Лавас до осени, чтобы мы с сыном могли наблюдать за сбором урожая. Нас ждет трудная зима. В Генте погибло много моих людей… Они отдали жизни за то, чтобы вернуть Гент и принца Сангланта вам.
Дверь отворилась, и в сопровождении слуги в кабинет вошли две женщины. Одна, круглолицая, уставилась на короля, открыв рот, потом, опомнившись, упала на колени. В другой Алан узнал Таллию.
Он зажмурился. Его охватило такое желание, что он задрожал всем телом. Горе тотчас ткнулся холодным носом в его руку, и Алан немного успокоился.
— Дядя, — промолвила Таллия, тоже опускаясь на колени. Ее голос звучал так тихо, что едва можно было разобрать слова. — Я прошу вас, дядя, позвольте мне удалиться от мира. Если нужно, я дам обет молчания.
— Ты не предназначена для церкви, Таллия. В ближайшие два дня ты выйдешь замуж за Алана. Мое решение окончательно.
Алан посмотрел на Таллию, стоящую на коленях перед королем. Она была ужасно бледна, да и вообще больше похожа на нищенку, которая много дней ничего не ела. Но ему она казалась самой красивой и желанной женщиной на свете. Она бросила на него тоскливый взгляд и склонила голову, словно покоряясь ужасной судьбе. По щекам ее покатились слезы.
4
Отец Хью никогда не спорил. Он просто улыбался, когда ему перечили, а потом начинал убеждать так мягко, что собеседник в конце концов со всем соглашался и Хью получал что хотел. Но Ханна умела распознавать признаки его волнения. Сейчас он крутил перчатку, слушая советы, которые его мать давала принцессе Сапиентии.
— Принц Санглант будет угрожать вашему положению, лишь если вы сами, ваше высочество, позволите ему это, — говорила Джудит.
Ханна стояла позади трона Сапиентии, маркграфиня же сидела рядом с принцессой, как равная, и даже кресло ее напоминало королевский трон. Все прочие, в том числе и молодой муж Джудит, стояли в стороне, так что разговор двух высоких особ до них не долетал.
— Истинно, ваш отец пренебрегал вами из любви к принцу, я говорю так прямо, поскольку это общеизвестно.
Она действительно могла позволить себе такую откровенность, ее власти и могущества на это хватало. Ханна посмотрела в сторону и увидела Ивара, который склонил голову, погрузившись в молитву. Щеки его пылали жаром, и Ханна с тревогой подумала, не болен ли он. В подобной ситуации нечего было и надеяться на то, что им удастся перекинуться хоть словечком.
— Что же вы посоветуете? — Сапиентия не могла усидеть на месте, она вскочила и начала мерить палату шагами. — Не могу сказать, что испытываю ненависть к своему брату, хотя, признаю, после того, как принц вернулся из Гента, он ведет себя скорее как собака, а не как человек.
— Его мать не была человеком, и это вполне объясняет все. — Джудит подняла руку, и Хью, как послушный сын, тотчас поднес ей бокал вина.
Он казался настоящим придворным, изящным и утонченным, и трудно было поверить, что этот человек до смерти избивал Лиат. Здесь, при дворе, он совершенно не походил на людей из деревни Хартс-Рест, где выросла Ханна. Там никто не мог похвастать такими манерами и великолепной одеждой.
— Но женщины созданы Господом нашим, чтобы творить и управлять, а мужчины могут лишь сражаться, — продолжала Джудит. — Обращайтесь со своим братом бережно, как мудрая женщина взращивает свой урожай, и вы получите достойные плоды. Думаю, вас ждет успех. Санглант известен прежде всего как воин, воитель, защищающий честь вашей семьи на поле битвы. Используйте его лучшие качества, чтобы укрепить свое положение наследницы. Не совершайте глупость, доверяя слухам о том, что Генрих собирается сделать его своим наследником. Принцы Вендара и Варре никогда не станут подчиняться бастарду, тем более что он лишь наполовину человек.
Сапиентия посмотрела в окно. То, что она там увидела, заставило ее повернуться и с улыбкой ответить графине:
— Наследника графа Лавастина когда-то тоже называли бастардом, однако сейчас его права признал сам король, он стал законным сыном своего отца и женится на моей кузине этой ночью.
— Таллия в затруднительном положении. Король отдает ее Лавастину в качестве наград за верную службу в Генте. Таким образом сам Генрих освобождается от нее.
— И дает Лавастину невестку королевского происхождения, — задумчиво проговорила Сапиентия. — Думаю, вы не знакомы с лордом Жоффреем, это кузен Лавастина. Он был его наследником, прежде чем появился Алан. Жоффрей — настоящий дворянин и во всех отношениях достоин и графства, и титула.
— Лавастин хитер. Как только у Алана и Таллии появится наследник, король будет вынужден поддержать Алана, если лорду Жоффрею придет в голову оспаривать его права.
Внезапно заговорил Хью:
— Что если король решит женить Сангланта и подтвердить таким образом законность его прав?
Пораженная Джудит уставилась на сына так, словно раньше и не подозревала о его присутствии:
— Ты думаешь, что Генрих в своей привязанности к Сангланту зайдет так далеко, что решится на подобное?
— Да, — кратко ответил он.
— Нет, — возразила Сапиентия. — Я наследница. Чтобы доказать свою состоятельность, я родила Ипполиту. Вы просто ненавидите Сангланта, Хью. Я вижу, что вы его терпеть не можете. Но мне он никогда не причинял вреда. Хотя ваша мать права. — Джудит кивнула, но Ханна заметила, как пристально маркграфиня смотрит на сына, словно пытается прочесть его мысли. — Санглант не угроза моему положению, если я не позволю ему стать таковой, показывая свой страх перед ним. Не так ли, «орлица»? — Сапиентия повернулась к Ханне. — Ведь именно так ты говорила мне вчера? Все уставились на Ханну. Она сразу пожалела, что накануне разговаривала с принцессой. Но Сапиентия просила совета, а у Ханны был практический опыт, полученный от матери.
