– Нет, Денис, нет, ты не ошибся. Между ними есть связь, просто мы ее пока не видим. Ищите, думайте. Я возьму это с собой. – Михаил Петрович собрал сплошь покрытые строчками листы и поднялся. – Сроку вам даю до завтра, вчера на юго-западе города очередную тварь пристрелили. И опять женщина оказалась – аборты на дому у себя делала, даже на поздних сроках, и несовершеннолетним «помогала». Почти десять человек «вычистить» успела – четыре женщины от сепсиса умерли, две в реанимации. А остальные наверняка теперь рожать не смогут – антисанитария там жуткая. – И, обращаясь к Денису, закончил: – Почту проверь, там тебе на нее должны были уже информацию прислать.
Денис посмотрел – и верно, три письма уже поджидали его. Тридцатым клиентом оказалась Тарабрина Анастасия Андреевна, 39 лет, незамужняя, бездетная. Через пятнадцать минут Денис знал про нее все. Родители-алкоголики сгорели заживо в собственном загородном доме от непотушенной сигареты, оба ее брата отбывали сроки за разбой. Сначала Тарабрина жила с бабкой, а когда та умерла, осталась хозяйкой на ценной жилплощади почти в центре города. На жизнь Тарабрина зарабатывала в основном проституцией – сначала в борделе, потом превратила в публичный дом собственную квартиру. После визита милиции, прикрывшей заведение, сменила «точку» – поехав в Турцию по горящей копеечной путевке, осталась там и продолжила совершенствоваться в профессии. Но через полгода попалась тамошним властям «на месте преступления», затем последовала высылка из страны. Количество сделанных ей самой абортов не поддавалось исчислению, и детей она сама иметь, что вполне естественно, не могла. Вернувшись в город, Тарабрина резко изменила сферу профессиональной деятельности – пошла на курсы медсестер при мединституте, после чего, видимо, и открыла абортарий на дому. Сколько она так проработала – неизвестно, пока пуля, всаженная в голову Тарабриной Анастасии Андреевны, не остановила кровавый конвейер.
Денис передал последний распечатанный текст Михаилу Петровичу. Тот прочитал все, нахмурился, убрал листок в папку и, прощаясь, напомнил провожавшим его:
– Завтра! Завтра жду от вас версий, информации у вас полно. Думайте, и я тоже буду думать. Звоните, если что-то придет в голову. – И, сопровождаемый Чалым и Хортом, вышел во двор.
Денис и Кошмар вернулись в кабинет. Кошмар обложился распечатанными страничками текста, Денис смотрел в монитор. В голову ничего не шло – все тридцать человек никогда не пересекались между собой, у них не было ничего общего. Только Тарабрина и Анисимова были отдаленно похожи – обе рано остались без родителей. Но на этом их сходство заканчивалось.
– Ну, что, друзья, много надумали? – Это ерничал вернувшийся Чалый.
Увидев его, Денис рефлекторно посмотрел на часы – была половина одиннадцатого вечера. Но по той обстоятельности, с которой Чалый расположился за столом, собирал в стопочку пронумерованные листки, было ясно, что отбой сегодня переносится на неопределенный срок.
Дальше время пошло очень быстро – почти всю ночь, пугая спящего на кухне Хорта, Чалый, Денис и Кошмар бегали готовить кофе – каждый выпил, наверное, не меньше литра. Ноутбук зависал дважды, порошок в картридже почти закончился, но все было напрасно – мозговой штурм не дал результатов. Было уже почти четыре часа утра, когда обессилевший Кошмар подбросил над головой стопку листков и заорал во весь голос:
– Да нет между этими убогими ничего общего, нет! Ерунда все это! – И понесся вниз за очередной порцией бодрящего напитка.
– Есть! – Денис вскочил, бросился догонять Кошмара. Догнал уже на полпути на кухню и со ступенек бросился к нему на спину. – Ура, я понял. Молодец, Кошмарик!
Кошмар, едва не упавший от неожиданности, завертелся, как конь на родео, пытаясь сбросить с себя седока. Окончательно разбуженный Хорт прыгал вокруг них с недовольным лаем – сами не спят и другим не дают. Идите, вон, во дворе орите сколько хотите.
– В чем дело, юноша? – Чалый возвышался на ступенях ведущей в холл лестницы, словно статуя командора. – «Что» – есть?
Денис, продолжавший обнимать Кошмара за мощную короткую шею, пытаясь удержаться верхом как можно дольше, прокричал в ответ:
– Они все – убогие, как мы только раньше этого не поняли! Все тридцать человек!
Кошмар резко остановился и спросил:
– Ну и что? – А потом подумал и добавил: – И правда, елки, правда! Вот это да!
Забыв про кофе, все рванули обратно в кабинет, первым к финишу пришел Хорт, вторым Денис. Рексы, вежливо пропустив их вперед, столкнулись в дверях, протиснулись, плюхнулись за стол – от сонливости не осталось и следа.
– Смотрите! – Денис почти кричал от возбуждения и восторга. – Анисимова – детдомовка, изнасилована в двенадцать лет, попытка самоубийства. Таранов – весь в долгах, жена ушла, деньги пропали, попытка самоубийства. Круглов – уволен по ложному подозрению в педофилии, снимал стресс шлюхами и подцепил разные болячки. На старости лет, чтобы выжить, пошел работать дворником. Детей он, судя по всему, ненавидел лютой ненавистью. Моторина – две попытки замужества, две попытки самоубийства после двух неудач, потом ребенок-инвалид, сбежавший муж. Тарабрина – родители-алкоголики, братья на зоне, всю жизнь проработала проституткой, детей иметь не могла. Ей вид беременной замужней женщины – как кость в горле, да и брала она, в отличие от других «подпольных» врачей, недорого. И среди всех ваших клиентов нет ни одного, представляете, ни одного обычного, жившего простой, тихой жизнью человека! Так что, Кошмар, ты прав – они, по сути, все убогие люди, их судьба вызывает только жалость. Поэтому-то эти твари и выбрали их – видимо, такие являются легкой добычей.
Кошмар и Чалый переглянулись, потом посмотрели на сияющего, словно новогодняя елка, Дениса.
– Да, скорее всего, так и есть. – Чалый снова перелистывал обтрепавшиеся уже листы. – В самом деле, все они или обижены кем-то до невозможности, или больны. О, а вот и друг наш, – Чалый сунул под нос Кошмару листок, – тот, который от нас в подвале тогда ушел. Самуров Дмитрий Алексеевич – туда же. Жил с матерью-одиночкой, та мужиков в дом без конца таскала, пьянки и все такое. После школы – на улицу, в армию не взяли, так как матери инвалидность дали, а он единственный кормилец. Дальше за наркоту привлекался, за изнасилование несовершеннолетней. И как та баба с ним после такого сошлась… Ну, впрочем, она же и поплатилась потом. Ага, вот еще – тогда все, кроме него, откупились, а ему нечем было, так его в психбольницу сначала сдали, потом забыли. И он там полтора года куковал – документы где-то потерялись. Правда, дурка ему в зачет пошла – но вышел-то он другим человеком. Так что прав ты, Денис, они таких прибитых жизнью себе выбирают, только по каким признакам…
