Аркадий Застырец - Кровь и свет Галагара

Как только его спутники пустились по волнам ровного дыхания, кромешная тьма обняла витязя на страже, и он ощутил во всем теле неодолимую теплую тяжесть. Но не привыкать было славному Нодалю бороться и с этой напастью. Скинув одежды, он омылся ключевою водой, затем извлек из-за пазухи пурпурный мешочек и, отсыпав часть его содержимого на ладонь, принялся натирать себе грудь и плечи. То был порошок, изготовленный из семян лестерца, называемый в Тсаарнии хуш-раш, или Черное Пламя.

Ветер усилился — и на небе вспыхнули звезды, будто угли ветром раздуло. Стиснув зубы, Нодаль стоял, запрокинув голову, и бормотал себе под нос какие-то страстные речи. Сна — как будто и не бывало.

Минула четверть ночи — и витязь в схватке с новым приливом сладкой сумрачной жажды потянулся было вновь к мешочку с ядреным хуш-рашем — как вдруг воздух наполнился шумом пугающих крыльев. Нодаль схватился за лук и выдернул из колчана стрелу, но в тот же лум руки его сами собой бессильно повисли. На нижние ветви габаля опустилась белоснежная степная сужица величиной в пол-агара, и вся она, словно изнутри, лучилась прекрасным радостным светом. Нодаль не приметил, как от ее крика пробудились Ур Фта и Кин Лакк. Меж тем, чудесная вестница сложила крылья и голосом, хрипотою напоминавшим голос последнего форла, быстро и отчетливо проговорила по-цлиянски:

С последними словами сужица развернула громадные крылья, взмыла над темною кроной габаля и растворилась в звездном небе.

Первым воцарившееся молчание прервал Нодаль.

— Что вы на это скажете, мудрый наставник и благородный царевич? Кажется, чудесная сужица принесла добрые вести?

— И добрые, и худые, как показалось мне, — отвечал Кин Лакк, — но можем ли мы вполне доверять словам таинственной птицы?

— Не сомневайся, учитель! — воскликнул царевич. — Правда, не все сужицы в Галагаре служат великому дварту Су Ану, зато нет ни одной, что служила бы его врагам.

— Ну что ж, в таком случае ясно: твоя родина, благородный Ур Фта, пока что вне опасности, хотя и ценою проливаемой братьями крови. Остается сожалеть лишь о том, что победа в битве под Фатаром будет добыта без нашего участия. Зато, если нам удастся осуществить свой замысел и повести Миргалию на Саркат, мы можем рассчитывать на подмогу и при благоприятном стечении обстоятельств соединимся с наступающим войском Син Ура…

— Беспощадный Кин Лакк уже заговорил о подмоге? — изумился царевич. — Разве мы не уговаривались накануне, что выиграем войну вдвоем?

— О, царевич, видит Фа Эль, мой воинственный пыл ничуть не угас! Но разве не противно полководческой мудрости — отказываться от содействия дружественных сил и рваться в бой наугад, доверяясь игре тщеславных стремлений? И разве мы по-прежнему вдвоем? Или ты забыл о славном Нодале? А может, считаешь, что нам должно отказаться от союза с ним?

— Ты прав, наставник, но если позволит благородный царевич, позволь и ты разъяснить, как я понимаю его тревогу.

— Говори, любезный витязь. Кто знает, быть может, мои тревоги понятны тебе более, нежели мне самому.

— Благодарю, великодушный Ур Фта. Я только хотел сказать наставнику Кин Лакку, что, соединившись с войсками непобедимого Син Ура, тебе, царевич, нелегко будет проявлять собственную волю в походе и в битве, волю арфанга, не так ли?

— Да, это так. Ты заглянул мне в самую душу, быстроумный Нодаль. Я готов подчиниться царю, но только после того, как докажу несправедливость слов, сказанных им на военном совете. Только после того, как во главе с собственным войском стяжаю победу хотя бы в одной великой битве!

— Да свершится по слову твоему, и не будем больше об этом, драгоценный Ур Фта, — смиренно проговорил Кин Лакк. — Тем более, что вещая птица подтвердила твою прозорливость в выборе нашего пути. Но не раскроет ли мне кто-либо из вас значения таинственного слова «таруан», произнесенного ею?

— Охотно, учитель, — откликнулся царевич. — Слово это знакомо мне с самого детства. В Айзуре часто говорят, провожая в дальний путь доброго друга: «Да будет дорога твоя таруаном!» Повелось так с незапамятных времен. Но таруан — не выдумка: в последний раз он был проложен великолепным Су Аном от Саина до Айзура, когда Белобровый Син Ур двигался по этой дороге с пышной свадебной процессией, увозя из Междуморья красавицу Дан Бат.

Мятежник Эн Лан, замышлявший во главе лихой дюжины напасть на процессию, погубить царя и завладеть Синезубой Дан Бат, испытал действие таруана на себе.

— Так значит, таруан — это чары, служащие защитой от врагов?

— Таруан — галерея невидимых сводов. Оказавшийся в таруане, двигается он или стоит на месте, поднимается в заоблачные выси или уходит в подводные глуби; спит или бодрствует, живет или умирает — для всех, кто враждебно настроен к нему, просто перестает существовать. Но таруан — средоточие силы Су Ана и не может сохранять свое действие слишком долго…

— Воистину чудо! — воскликнул Нодаль. — А я-то, глупец, истязал себя ядреным хуш-рашем! Очень надо было стоять на страже, когда никакому злоумышленнику не под силу нас обнаружить! Ведь так, царевич? Мы не существуем теперь даже для зловредного Ра Она и всех его оборотней, вместе взятых?

— Никакие злые чары не могут проникнуть под своды таруана, — с улыбкой подтвердил Ур Фта. — Ты мог бы спать себе спокойно.

— Мог бы, но не спал, и — клянусь первозданным яйцом — уснет теперь не скоро!

— Не смею возражать, но почему ты сказал то, что сказал, мудрый Кин Лакк? — в изумлении вопросил Нодаль.

— Неужели ты не помнишь сказанное вещею сужицей? Я затвердил слово в слово и могу повторить: «Завтра на закате в горы Ло уйдет Су Ан». Что это значит?

— А-а! Понятно, — со вздохом вымолвил Нодаль. — Это значит, что завтра на закате своды таруана рухнут. А чтобы их руины не погребли нас под собою…

— Мы должны продолжить поход немедленно и на завтра к вечеру постараться проникнуть за неприступные стены Эсбы, — добавил Кин Лакк.

— Ты прав, учитель, но пока мы седлаем гавардов, я счастлив был бы услышать твое и любезного Нодаля мнения о той части известия, в которой чудесная сужица упомянула Шан Цот.

— Ясно одно, — сказал Нодаль, в сердцах перетянув подпругу, — похитив царевну, мы выбрали единственно верное решение: царевна спасет тебя, царевич, стало быть, прозрение твое не за горами — на исходе первой брачной ночи.