Надо отдать ствангарцам должное — они не растерялись. Редкую цепь атакующих встретили, не жалея стрел. Воины Империи засели в домах, точно так же, как совсем недавно — драгуны Атаргов, вот только у южан больше нет пушек.
Другое дело, хороший маг может наделать неприятностей больше, чем любая пушка. А маг, прикрывавший Палача Лиангхара, очень даже неплох — недостаток силы он компенсирует виртуозной точностью, с какой наносит удары. Может быть, он и уступил бы в бою более сильному, но у ствангарцев нет никакого мага, даже плохонького.
В первый миг Базилю кажется, что в доме, около которого он удачно спрятался от осколков, взорвалась большая бочка с порохом. Потом он вспоминает, что здесь сроду не бывало ничего огнестрельного, значит, не могло быть и пороха. Но дом словно превратился в жерло вулкана. Взрывная волна из выбитой двери отшвырнула Базиля на несколько шагов, больно ударив о землю. Базиль не чувствует удара: сознание успевает погаснуть. Ствангарцам внутри повезло меньше: в замкнутом помещании взрывная волна смертоносна.
Сознание возвращается резким толчком, отозвавшимся жгучей болью в голове, спине, правой руке (на которую умудрился упасть), и много чем еще. Проще сказать, где не болит.
Превозмогая тошноту и головокружение, чудовищным усилием Базиль приподнимает голову. Над головой все то же хмурое небо, вокруг — те же дома… Если только можно так назвать дымящиеся, почти до основания разрушенные остовы каменных коробок, в которых не осталось ничего живого — след магических ударов.
В небо взмывает пламя, принявшее облик пламенеющей кирки. На миг зависает в верхней точке траектории… и, стремительно набирая скорость, несется к земле. Где-то в глубине села раздается адский грохот, отдающийся острой болью в голове. Все ясно. Еще один дом с засевшими в нем союзниками уничтожен. Но далеко же они продвинулись, забодай их Лиангхар! Впрочем, хорошо всю хоть, баталию пока не уничтожили.
Чуть повернув голову (шея взрывается поистине адской болью, от которой на глаза наворачиваются слезы), Базиль видит и самого мага. Еще довольно молодой, он одет в теплый форменный плащ черного цвета с серебряными нашивками — признак уже немалого жреческого сана. Зорко осматривает местность и, если необходимо, почти мгновенно наносит удар.
Внезапно Убийца Лиангхара поворачивается к нему.
— А ведь жив еще, гаденыш, — сквозь шум в голове слышит Базиль. — Значит, парень, тебе не повезло. — Убийца тянет из ножен странный изогнутый кинжал, лезвие беспросветно-черное, покрытое пульсирующими, словно живыми лиловыми рунами. Базиль никогда не считал себя магом, но каждой клеточкой тела он чувствует огромную и злую силу, заключенную в магическом клинке. Как ледяная вода северной речки, накрывает мутная волна порожденного магией ужаса.
— Боишься? — бормочет Убийца Лиангхара. — И правильно, потому что ножичек этот и впрямь непростой. Благодаря ему твоя душа пойдет на корм Владыке. Он возрадуется и не забудет своего Убийцу…
— Не смей! — разбивая тенета магии, раздается над руинами звонкий голос. Девичий. Ее. Проклятье, она же должна была уйти с бойцами! Неужели суждено погибнуть и ей? «Благая богиня, защити!» — мысленно вскрикивает Базиль.
Убийца отреагировал мгновенно, как охотящаяся змея. Огненный шар бьет в уцелевший кусок стены дома, разметав во все стороны раскаленные обломки, но Айши там уже не было. Она ловко бросается на другой конец руин, припадает к земле, давая ударной волне пройти над головой. Творение Великой Матери Амриты, сыра земля дает всем жизнь. И спасает эту жизнь, стоит припасть к ней, прося защиты, позволяет смерти пронестись над головой. Увы, при этом мать-земля не делает разницы между своими и чужими, между праведниками и злодеями. Что ж, на то Амрита и Великая Мать. А для матери все сыновья — дети. Каким бы дерьмом, в сущности, они ни были.
Маг тихо ругается сквозь зубы, готовя следующее заклятие. Там, где только что лежала девчонка, возникает глубокая яма, ихз которой вырывается облако странной лиловой хмари. Вот оно касается могучей каменной кладки уцелевшего угла дома — и глыбы, способные, держать ядра десятифунтовой пушки, мгновенно покрываются порами, кладка утрачивает несокрушимую прочность, крошатся и рассыпаются прахом, черной пылью, камни, исчезает, словно слизанный неистовым пламенем или сильнейшей кислотой, мох. Но время упущено. Пока колдун готовит новое заклятие, Айша вскакивает, подбегает шагов на десять и что-то бросает в него, в надежде, что враг собьется.
В полете брошенные предметы тускло сверкают старинным золотом. Этим «что-то» оказываются старинные танцевальные браслеты из родовой сокровищницы Бонаров. Их Айша вместе с остальным нарядом древних храмовых танцовщиц стащила еще в Эрхавене, когда выручала Базиля из лап «черноплащников».
Но деталь священного наряда, который освящала сама Верховная жрица, не может обойтись без магии, причем магии исминианской, резко враждебной Лиангхаровой. И теперь, когда браслеты, сорванные с руки, летят в лицо Убийце Лиангхара, магия срабатывает самым неожиданным образом.
Прямо в воздухе тонкие, но многочисленные браслеты рассыпаются в невесомую золотистую пыль, искрящееся облако обволакивает мага. Убийца пытается вырваться, но облако просто перемещается вместе с ним. Мельчайшие крупинки освященного металла пронзают одежду и доспехи, вонзаются в тело, разрывают его, выходят наружу и снова разят врага. Течет кровь из сотен мельчайших ранок, маг кричит: долгим и жутким криком, в котором не остается ничего человеческого.
Потом тело, превращенное в груду окровавленного, изорванного в кашу мяса, перемолотых костей, кусков ткани и железа, безвольно оседает наземь. Кинжал, пожирающий души, превратился в нечто, напоминающее кусок угольного шлака.
— Ты жив, Базиль? — наклоняется над ним Айша, девчонка старается не смотреть на то, что осталось от убийцы. Но все равно видит, хоть краем глаза — и лицо бледнеет, а зубы прикусывают пухлую губку, чтобы не взвыть от страха.
— Вро…де, — выдавливает из себя Базиль, закашлявшись и чувствуя во рту вкус крови. «Зацепило не слабо…»
— Сейчас будет больно, но ты потерпи, — не терпящим возражений тоном произносит Айша. — Я оттащу тебя в руины, чтобы нас не заметили, и мы дождемся, когда вернутся наши.
— Зачем, — находит в себе силы спросить Базиль. — Все равно…
В качестве ответа Айша крепко целует в перепачканные сажей и разбрызгавшейся грязью губы, так, что он чуть не задохнулся. Но потом все-таки снисходит до ответа:
— Затем, что я тебя люблю, дурачок. И думать не смей помирать!
