Впрочем, и сами поселки значительно отличаются от южных. Они мельче, беднее, находятся возле рудников или крупных рек. Земледелие в этих краях прокормить не может. Дерево — чуть ли не на вес золота. Зато здесь сроду не слыхивали о недостатке земли: наоборот, ее больше, чем могут обработать самые трудолюбивые пахари. И, что тоже немаловажно, здесь и близко не было таких налогов, как на юге, за Стылыми холмами. Императоры понимают, что иначе, чем руками трудолюбивых, привыкших надеяться на себя крестьян, охотников и рудокопов эти края не освоить, не потянет Ствангар такие расходы. Поле позарез нужно Империи: его руда, нефть, уголь, в немалой степени — и рыба питают ствангарские оружейные мастерские в Марддаре и Нехавенде. А без этих мастерских, в свою очередь, перестанет быть сильнейшей на Мирфэйне ствангарская армия. Если же учесть, что столица Империи находится в пяти конных переходах от границ державы Атаргов… Вот и приходится из кожи вон лезть, крепя сухопутную армию.
Впрочем… «Из кожи вон лезть» — громко сказано. Да, на оборону идет большая часть собранных налогов, но сами налоги не столь уж и велики, вполне посильны почти для всех. Потому Ствангар держится не только на силе, но и на согласии. Военных любят, в армию охотно идут молодые люди, так как за двадцать лет службы полагается земельный надел (или соответствующая сумма денег, если служит горожанин), а за отличие в бою могут пожаловать другие награды, порой даже дворянство.
В последнее время, правда, в Ствангаре не все идет гладко. Не успела отгреметь прежняя война, как на пуладжийских границах запылали бои, в военных кругах уже поговаривают о близящейся войне в горах. Теперь вот, похоже, предстоит еще одна большая война. Но главное — что-то непонятное творилось в столице, будто кто-то нарочно топит в бюрократической волоките все мало-мальски полезные начинания, а любой глупости дает зеленый свет. Кое-кто поначалу подозревал, что некоторые в правительстве работают на врага, но им быстро заткнули рот, как «поджигателям войны». А главным «миротворцем» оказался принц Валианд: он терпеть не может никого из военных, Толлардо содрогается от мысли, что когда-то этот хлопчик придет к власти.
А ведь придет… Наследник престола все-таки.
Казалось бы — то и другое море находятся далеко на севере, примерно на одних и тех же широтах. Зимой оба превращаются в бесконечные ледовые поля, а летом над обоими дуют студеные ветра. Над обоими морями небо застилают беспросветные тучи, то и дело рыдающие ледяным дождем, порой и мокрым снегом. Оба, если вскрываются ото льда, кишат айсбергами. Но почему одно море называют всего лишь Студеным (то есть холодным и неприветливым, но и только), а второе — Замерзшим? Теперь я знаю разницу.
На Студеном море в начале Восьмого месяца порой выдаются ясные и по-настоящему теплые деньки. Тогда море сверкает, точно начищенный панцирь, сапфировой чистотой синеет непривычно высокий небосвод, и можно раздеться до рубашки, блаженствуя под робким северным солнышком. Если повезет, путешествие по этим водам доставит настоящее удовольствие. Что с того, что такие дни выпадают лишь несколько раз в году, да и то не в каждом? Главное, они есть.
На Замерзшем море хорошей погоды не бывает в принципе. Даже в Восьмом месяце оно наполовину состоит из ледяного крошева, в северной его половине тяжелые льды не тают и летом. Оттуда круглый год дуют ледяные ветра, несущие тяжелые тучи, морозные туманы, затяжные дожди, по ночам частенько переходящие в снег. А уж шторма на этом море бывают куда чаще, чем спокойная погода.
Вот и в этот раз стоят унылые сумерки, лицо леденит свирепый северный ветер, несущий то дождь, то мокрый снег. Шаланду немилосердно швыряют огромные валы черной, ледяной воды. Она то взлетает на гребень волны, и тогда можно видеть все вокруг (то есть бесконечные гребни вздымающихся волн и мутно-синее небо), то словно низвергается в пропасть. Частенько волны захлестывают палубу. Кажется, суденышко должно развалиться после любой из волн, но северяне знают это море не понаслышке. За первые сутки на борту шаланды я проникся невольным уважением к ствангарским корабелам: рыбачья шаланда только неистово пляшет на волнах, не спеша тонуть.
Еще я порадовался тому, что никого не взял с собой в путь. О нет, не потому, что опасался, что кого-то смоет за борт, а остальные южане, избалованные теплом, слягут в лихорадке после ледяной водички. Если дело того требует, я спокойно обреку на жуткую смерть тысячи и сотни тысяч. Но то, что я собираюсь делать, люди видеть не должны. Нежелательных свидетелей все равно пришлось бы убивать, а они вполне могут догадаться, напасть в самый неподходящий момент. Пусть лучше они останутся в горящем рыбачьем поселке. Там у этих вояк, оставленных на Убийцу Лиангхара, даже после прорыва ствангарцев к пристани остаются шансы на победу: магов, как узнал, взломав сознание полковника Бланмениля, Убийца, у северян нет. Еще проще было бы сделать это мне, Палачу Лиангхара (все-таки двумя рангами выше, и таких магов в Храме Лиангхара всего пять), но тратить Силу на сиюминутные мелочи нельзя. Она без остатка потребуется на Сумрачном…
Впрочем, кое для чего магия таки потребовалась. Планируя операцию, мы сочли расход Силы вполне допустимым, а скорость сейчас важнее. Вместо матросов шаланду ведет магия. Магия наполняет парус попутным ветром, отчасти гасит волны вблизи кораблика, позволяет с точностью до нескольких секунд выдерживать курс (жрецы Лаэя, ха-ха, до сих пор думают, что это заклятие — их монополия), несмотря на то, что звезд на небе в этих краях почти не бывает, отводит в сторону айсберги. Конечно, сил, которые я получил, хватило бы, чтобы вовсе прекратить шторм, очистить небо от тяжелых туч, заодно растопить льды вокруг Земли Ночи. Но сейчас это непозволительная роскошь. Каждая кроха Силы на счету…
…Море беснуется, от души развлекаясь с привалившей игрушкой под названием «шаланда с человечком». Словно мстит от имени Пеннобородого Лаэя за то, что мы своровали кое-какие секреты служителей морского властелина. В памяти невольно всплывают строки старой пиратской песенки (понятно, почему старой: пиратов в наших территориальных водах больше нет, последних я собственноручно распял вверх ногами на борту их же судна), памятные с тех пор, как я впервые вступил на палубу имперской галеры:
Ветер северный хмельной,
Дождь осенний проливной,
Завыванье бури злой
Охраняют наш покой.
Отчего-то они вспоминаются всякий раз, когда я попадаю в шторм.
Впрочем, по местным меркам это еще не шторм. Так, слегка ветреная погода. Мне вовсе не хочется узнать, что же представляют здешние шторма, хотя я — один из немногих Атаргов, знакомый с морем не понаслышке.
