Гостья из будущего
Мудрость автора «Веера» порой просто поразительна. Ни один из морально-этических посылов (а их в романе предостаточно) даже отдаленно не выглядит прямолинейной декларацией или призывом. Глубоко в ткань романа вплетены и призывы к лояльному отношению к чужакам, и предостережения о разрушительной силе технического прогресса, и — чуть ли не просьба — размышление о том, чем хороша, а чем опасна глобализация и всем ли она нужна. Редкостная неагрессивность автора распространяется не только на отношение к читателю, которого не нагружают рассуждениями «о судьбах мира», а поворотами и динамикой сюжета подталкивают к поиску правильного решения. Писательница так же любовно и ненавязчиво обращается и со своими героями и персонажами. Они не только обладают сложносочиненными характерами, но и постоянно развиваются, сомневаются, меняются, то есть живут и дышат «полной грудью». Благо пространство романа, несмотря на плотную «населенность» обладает почти магическим свойством расширяться, не меняя пропорций.
Бэкграунд за спиной
Пожалуй, что меня немного опечалило, так это возможные трудности перевода романов Сильвы Плэт на иностранные языки. Дело в том, что при внешней простоте и ясности текста, он пронизан аллюзиями, цитатами из жизни российских граждан. Понятно, что для автора — это была своего рода и приятная игра и возможность говорить со своими полусоотечественниками на близком им языке. Но для иностранных читателей многие ироничные пассажи будут так же неясны, как для русского взрослого будут непонятны речевые отсылы англичан к «Сказкам матушки Гусыни», на которых растут англоязычные дети.
А пока мы читаем «Сложенный веер» на русском, у нас есть возможность сполна насладиться не только многочисленными скрытыми цитатами «для узкого круга» взращенных в России, но и потрясающей афористичностью языка Сильвы Плэт.
«Крылья стареют позже, чем ноги», — это одна из моих любимых фраз из книги, и она могла бы стать эпиграфом ко всем творчеству писательницы, выпустившей первый роман после сорока.
Глава третья, в которой Сильву Плэт ставят на полку и больше не мучают, поэтому главу можно и не пропускать
Критики и поклонники жанра фэнтези, возможно, найдут в романах Сильвы Плэт что-то от эпических саг Желязны, что-то от наэлектризованных любовью книг Ольги Ларионовой, что-то от парадоксальной ироничности Терри Пратчетта, что-то от безудержного размаха фантазии Энн Маккэффри, что-то от цельности миров Урсулы Ле Гуин. Возможно. Но так это будет или иначе, найдутся у «Сложенного веера» поклонники или гонители, книга эта не оставит равнодушным. И, на мой взгляд, это самое главное. Вернее, самое главное «номер один». Еще одним главным я назову нестерпимое желание, которое охватывает всякого, дочитавшего до конца очередного тома, поскорее добраться до продолжения и погрузиться в этот «прекрасный, новый мир». Действительно прекрасный. Никаких антиутопий. Только вперед.
Натали Мико,
Москва-Пуатье-Москва,
июнь 2010 — апрель 2011
Когда-то из всего, что в утвержденном и рекомендованном педсоветом земного колледжа на Анакоросе учебнике по астросоциологии говорилось про планеты с цивилизациями медиевального типа (они же «средневеково-феодальные», они же МЦ), наследного лорда Дар-Халема больше всего потрясло сообщение о нежелательности употребления воды из-под крана. Сама мысль о блестящих никелированных кранах и эмалированных писсуарах, торчащих из каменной кладки в сортире королевского дворца в Хаяросе (не говоря уж о каком-нибудь злачном заведении на окраине столицы Аккалабата), настолько выбила будущего главнокомандующего из колеи, что он, не спрашивая разрешения, пулей вынесся из класса и долго радостно ржал в коридоре. В оборудованные по последнему слову техники санитарные помещения колледжа он потом еще неделю входил с таким просветленным выражением лица (воображение услужливо подсовывало картины типа «Аккалабатский дар с двумя мечами на перевязи, вписывающийся в кабинку» или «Лорд-канцлер Аккалабата, намыливающий крылья под гидромассажным душем»), что однокурсники окончательно утвердились в мысли о полной несообразности феодальной «курицы» с окружающим миром технического прогресса. Собственно, чего они, дети техномедийных цивилизаций земного типа (ТМЦ), ожидали от попавшей в нормальные (человеческие!) условия жертвы средневекового невежества, рисовавшегося им в полном соответствии с учебной программой? А именно: добродетельный или зловредный монарх на троне, лорды с постными физиономиями в неудобных мешковатых плащах или обтягивающих камзолах вокруг, социально неразвитые и культурно отсталые крестьяне на полях, лисьемордые торговцы в лавках, никакого тебе огнестрельного оружия и газовых камер, ни, боже упаси, электричества, войны только за честь и место под солнцем, но не за ресурсы, абсурдное право первой ночи и обугленные фундаменты мятежных деревень, закопченные факелами потолки и потоки нечистот в придорожных канавах — словом, несусветная косность и полный конец всему, по меркам ТМЦ.
Наследный лорд со злорадным нетерпением ожидал, что после чтения всех этих ужасов однокурсников наконец-то начнут мучить кошмары и уже можно будет хоть одну ночь на Анакоросе провести нормально (по-человечески!): выскакивая в черном ораде из-за угла или обрушиваясь с потолка на головы несчастным, ищущим спасения в направлении медицинского кабинета. Но, к его удивлению, техномедийная молодежь оказалась к медиевальному антуражу нечувствительна: нехорошая вода из-под крана, канавы с нечистотами и ведьмы на виселицах были выучены, сданы и на следующий день накрепко забыты. Кошмары снились только самому будущему маршалу. И он дал себе честное слово никогда не посещать жуткие, антисанитарные и антисоциальные миры с нечесаными феодалами, низкотехнологичными мечами и малопроизводительными оралами. Ибо тихи и тенисты старые сады Хаяроса, звонок под конскими подковами в час дневной суеты и гулок под каблуками в одинокий рассветный час гранит его улиц и площадей, стройны и печальны его пронзающие небо храмы с распахнутыми окнами на высоких башнях, крепки и надежны вздымающиеся над каменистыми берегами Эль-Эсиля стены. Нет во Вселенной места прекраснее и суровее, чем Аккалабат, пусть там и встает из болот холодный туман и тянутся по горам упрямые тени.
