Мара обошлась без почтительного обращения «Всемогущие», и это не осталось без внимания окружающих. Многие властители ахнули. Имперские Белые еще больше подтянулись, а Джехилья и Джастин потихоньку пожали друг другу руки.
Жрецы сохраняли торжественную невозмутимость, и Мара продолжила:
— Я наслаждалась красотой городов, построенных с помощью магических сил, и убедилась в миролюбии великого народа чо-джайнов. Я видела то, что наша хваленая Империя похитила у чо-джайнов, и решила вернуть им украденное.
Хочокена прочистил горло:
— Властительница Мара, у тебя до сих пор оставались союзники в наших рядах. Но это… бесстыдство, — он жестом указал на магов чо-джайнов, — объединит нас всех до одного.
— Разве вы уже не объединились? — саркастически бросила Мара. — Разве уничтожение моего паланкина и смерть моих ближайших сподвижников не доказывает, что Ассамблея приняла решение казнить меня?
Тут кое-кто из Всемогущих неловко заерзал: то, что Тапек натворил сгоряча, не получило одобрения у большинства магов. Но Ассамблея была истинно цуранским порождением: если даже один из ее членов опозорил свой ранг — это ни в коем случае нельзя признавать открыто.
Мара прищурила глаза:
— Что касается «бесстыдства» — так это нелепое обвинение! В чем тут бесстыдство? — Она с благодарностью взглянула на обоих крылатых чародеев. — В том, что эти благородные создания, не таящие зла ни против кого из вас — и это несмотря на все бедствия, которые вы обрушили на их расу, — прибегают к помощи своего искусства, более могучего, чем ваше? — Яростным шепотом она бросила обвинение прямо в лицо тучному магу:
— Хочокена, как смеет упрекать кого-то в бесстыдстве сообщество, которое имеет обыкновение убивать детей, наделенных магическим даром, если эти дети
— девочки?
При раскрытии этой тайны несколько черноризцев ахнули. Мотеха вихрем развернулся и обратился к стоявшему рядом солдату.
— Убей ее! — скомандовал он. — Я приказываю!
Военачальник Имперских Белых сделал несколько шагов и остановился, загородив собою Мару; его меч наполовину был извлечен из ножен.
— Я зарублю первого человека — будь он солдат или маг, — который нападет на Слугу Империи, даже если эта попытка будет стоить мне жизни. Моя жизнь и честь посвящены защите монаршей семьи. Богами клянусь, я не нарушу свой первейший долг.
Мотеха не раскричался, но вокруг него начали растекаться волны магической силы, когда он потребовал:
— Отойди!
Имперский военачальник не дрогнув встретил властный взгляд мага:
— Не отойду, Всемогущий.
Решительным жестом он подал сигнал, и другие воины в белом сомкнули ряды вокруг тронной пирамиды. Они были облачены в церемониальные парадные доспехи, но клинки их мечей, единым движением выхваченных из ножен, были остры. Вырвавшись из плотной кучки магов, Акани остановил единственного воина, который с перепугу собрался уже исполнить приказ Мотехи:
— Нет, погоди!..
Мотеха набросился на собрата, словно на злейшего врага:
— Ты преступаешь закон!
— Я бы предпочел не превращать императорский дворец в склеп, если ты не возражаешь. — Молодой маг с сожалением взглянул на Мару:
— Благодетельная, мы попали в опасный тупик. — Он указал на толпившихся позади него Всемогущих, из которых многие жаждали расправиться с ней немедленно, на сотню Имперских Белых и на двух чо-джайнов, у которых то ли было, то ли не было достаточно сил, чтобы держать оборону. — Если мы не найдем быстрого решения, многие погибнут. — Он улыбнулся, но улыбка получилась невеселая. — Я не знаю, следует ли нам поверить на слово твоим друзьям, чо-джайнам, или все-таки устроить состязание и определить, чье магическое искусство сильнее. — Он взглянул на Мотеху. — Но, учитывая трудности, которые нам пришлось преодолеть ради того, чтобы войти в этот самый зал, я подозреваю, что результат будет весьма плачевным. — Он снова перевел взгляд на Мару, и нельзя сказать, что в этом взгляде совсем не было теплоты. — Я не сомневаюсь, что ты хочешь жить и направлять шаги своего сына на пути к возмужанию. — Он вздохнул и признал очевидное:
— В Ассамблее есть такие, которые готовы жизнь свою положить, лишь бы немедленно покарать тебя за этот мятеж. Другие предпочитают мир; они были бы рады использовать возможность расширить наши познания и научиться тому, что смогут нам предложить чо-джаины. Я призываю каждого человека, каждого мага сделать шаг назад и воздержаться от бесполезного разрушения, пока мы не рассмотрим все другие возможности.
Маг из Чаккахи, стоявший справа от Мары, свернул свои крылья; его напарник сделал то же и сказал:
— Этому, вероятно, мы можем поспособствовать. Он добавил некое заклинание на своем родном языке и помахал короткими передними конечностями. По залу пронеслось непривычное дуновение, и накал страстей у обеих противоборствующих сторон начал ослабевать.
Мотеха пытался удержать в себе клокочущий гнев.
— Эй, существо!.. — возопил он. — Прекрати свои…
Однако возглас замер у него в глотке. Против воли мага искаженные черты его лица разгладились и приобрели умиротворенное выражение.
Чародей из расы чо-джайнов мягко упрекнул его:
— Маг, твоя ярость туманит рассудок. Пусть душевное равновесие навечно станет моим тебе подарком.
Акани присматривался к великолепной вязи узоров на хитиновых панцирях, теперь прикрытых сложенными крыльями, как прозрачным покрывалом. Он ощущал, как спадает с души бремя тяжкого предчувствия неминуемой и бессмысленной бойни.
— При всем моем почтении к традициям Империи, — обратился он к собратьям-магам, — я, кажется, чувствую, что может нам открыться в этих эмиссарах из Чаккахи. Смотрите и слушайте очень внимательно. Они приносят нам нечто… редкое. Специально для Мотехи он добавил:
— Для нас их присутствие не оскорбительно. Мы будем глупцами, если станем слепо цепляться за традиции и не вникнем в чудеса, которые нам предлагаются.
Хочокена продвинулся вперед:
— Да, я тоже это чувствую. — Он вздохнул. — Я испытываю и преклонение перед чудом, и… — признание далось ему нелегко, — и стыд.
Наступившую тишину разрушила Мара:
— Может ли кто-нибудь из Всемогущих отрицать простую истину, что этот акт доброты не имеет ничего общего с ненавистью и озлоблением?
Хочокена дождался, пока успокоительная волна окатит его целиком. Он улыбнулся:
— Нет. — Потом его прагматизм снова заявил о себе. — Тем не менее все не так просто. Восхождение твоего сына на Небесный Трон, может быть, и соответствует закону. Но твои прегрешения. Благодетельная… это нечто неслыханное. Боюсь, нас ничто не склонит к прощению, властительница Мара.
