— Лечь на палубу, я сказал! Будете противиться — никто не уйдёт живым! Трижды повторять не буду! Хаэ-эй!
Куванцы снова двинулись к кораблю, трое стрелков на дальнем плоту подняли луки. Тросы с крючьями взвились в воздух.
— Ни-куэйя! — крикнула Кесса, и луч сверкнул — но никто не заметил его в яростной вспышке, разорвавшей в клочья плот «поджигателей». Горшки на их стрелах полопались, разметав кипящую смолу, и соседний плот задымился и вспыхнул.
Воины на корабле, скинув оцепенение, бросились к бортам. Рой стрел взвился в воздух, немногие крючья, долетевшие до фальшборта, бесполезно упали на палубу — их тросы были разрублены. Трое куванцев упали замертво, остальные, выпустив по стреле, побросали луки и схватились за шесты. На корабле закричали, но не от радости — все, кто там был, и все на плотах, забыв о сваре, смотрели на Алгана, пролетающего над ними.
— Хаэй! — закричала Кесса, и Нингорс взвыл, запрокинув голову, и два луча сорвались с его когтей, прожигая в куванских плотах огромные дыры. — Они бегут!
Один из плотов, незаметно отделившись от «стаи», стремительно удалялся вниз по течению. Нингорс, сложив крылья, камнем врезался в его край, и плот «встал на дыбы», сбрасывая в воду вопящих куванцев. Чей-то гарпун чиркнул по груди Алгана, хеск взмахнул лапой, разрывая напавшему горло и лицо. Из воды, оттолкнувшись от края плота, он стрелой взмыл в небо. Снизу полетели стрелы. Кесса, оцепенев, смотрела, как Река превращается в ручей, а плот — в точку… и взрывается, разлетаясь горелыми щепками. Нингорс втянул воздух, расплываясь в ухмылке — и снова ринулся к воде, на лету выхватывая из неё изувеченное, но ещё шевелящееся тело. Он поднял куванца за горло, и Кесса охнула, встретившись взглядом с ним — обожжённым и напуганным до полусмерти. Он хватал ртом воздух, силился крикнуть, но не мог.
— Я помню твой запах, — Нингорс принюхался и оскалил клыки. — Но теперь забуду.
Кровь брызнула из черепа, раздавленного мощными челюстями, оросив и морду хеска, и его крылья. Кесса утёрла испачканное лицо, оглянулась на корабль — вокруг него уже не было куванцев, лишь обгоревшие брёвна от плотов качались на волнах, и хозяйственные корабелы вылавливали их из воды.
— Спасибо, Нингорс. Ты спас их, — прошептала Кесса прямо в ухо хеску. — Ты — великий воин!
«И они теперь расскажут о нас,» — подумала она и усмехнулась. «И обо мне тоже.»
Хиндикса неуклюже развернулась к берегу, кто-то на её борту поднёс к губам сигнальный рог. Рёв разнёсся над волнами, и ему ответили — громко и протяжно, вспугнув в тростниках задремавшего Войкса. Нингорс, сердито рявкнув, подался вбок и выписал дугу над Рекой, поднимаясь всё выше. За поваленными тростниками и тёмной водой Кесса увидела высокую каменную башню, огромные небесные корабли, севшие к её подножию, башни и стены за ними и теснящиеся друг к другу черепичные крыши. Лес обступил город, но не спрятал — яркие дома и гранитная пристань с высоким маяком видны были издалека. Под крыльями Нингорса он казался маленьким — хеск взлетел высоко и снижаться не спешил. Две хиндиксы под красными флагами, взмыв с пристани, помчались к кораблю, спасшемуся от куванцев.
— Речники! — вскрикнула Кесса. — Нингорс, летим к ним!
— Без нас обойдутся, — фыркнул хеск, и Речница растерянно погладила его взъерошенную гриву. Что-то всё ещё тревожило его, и он принюхивался и сдавленно рычал, косясь на проносящийся мимо город. Краем глаза Кесса успела увидеть над белой полосой обрыва рыжевато-алую крону огромного дерева — и хеск упал камнем в поломанные тростники, в последний миг расправив крылья и замедлив падение. Встряхнувшись всем телом, он сбросил Кессу и рывком скинул упряжь. Тяжело опустившись на поваленный стебель, он снова встряхнулся и фыркнул.
— Много знорков! Слишком много для одного меня. Я видел впереди по течению большое дерево и островок с каменными башнями. А здесь повсюду деревни, где полно лодок. Дальше ты отправишься без меня, Шинн.
— Нингорс, что ты? — Кесса, испуганно мигнув, протянула руку к его плечу. — Тебя ранили? Это куванцы, да? Их стрелы?!
Пятна засохшей крови темнели на рыжей шерсти и белых усах.
— Я цел, — буркнул хеск.
— У тебя кровь на лице, — Речница тронула слипшийся мех над выступающим клыком. — Я принесу воды.
— Не надо, — отстранив её, Нингорс подошёл к воде.
Тут никто не жил, и некому было построить настил. Слежавшиеся за века стебли и листья тростников зыбко покачивались под ногами, как болотные кочки, а там, где они обрывались, вздымалась холодная вода. Кесса склонилась над ней, зачерпнула в горсть — влага отливала мутной желтизной, и даже осенний ветер не мог избавить её от гнилостного запаха.
— А я всё помню, оказывается, — проворчал Нингорс, вытирая мокрые усы. — И воду, и вой, и запах дурмана… и вонь тухлой рыбы. Как вы различаете друг друга, знорки? Здесь вы все пахнете одинаково.
— Это не тухлая рыба, — тихо сказала Кесса. — Это речные травы и прибрежный ил. Из него растёт тростник. Ты вспомнил плен? Но все, кто навредил тебе тогда, уже мертвы. А больше врагов тут нет.
Алгана смерил её тяжёлым взглядом и отвернулся от воды. Брошенная упряжь желтела в багряных тростниках рядом с ненужным уже спальным коконом.
— Тут наш полёт закончится, Шинн, — Нингорс сложил лапы на груди. — И тут мы расстанемся. Ты сдержала своё слово, а я — своё, и на этом всё.
Ветер был холоден, и тростники не спасали от него — как и чешуйчатая чёрная куртка с нелепой бахромой.
— Это очень грустно, Нингорс. Может, ты всё же останешься? — голос Кессы, как она ни сдерживалась, дрогнул.
— Незачем, Шинн, — хеск вдохнул холодный ветер и покачал головой. — Два взмаха крыла — и вокруг тебя будет столько знорков, хоть соли их. А мне тут делать нечего.
— Река очень красива, — Кесса покосилась на тёмный поток и мутную жёлтую пену. — Когда её не оскверняет Волна. И народ здесь мирный.
Нингорс невесело ухмыльнулся.
— Мои родичи — точно, — оговорилась Речница. — И они были бы тебе рады. А куда ты полетишь на краю зимы?
— Кваргоэйя рядом. Залягу там на зиму, а весной — вниз, — хеск повёл озябшими крыльями, расправляя и складывая их. — Хватит с меня путешествий.
— Вайнег бы побрал того мага и всех работорговцев! — вспыхнула Кесса. — Это из-за них, да? Но тут не все такие, правда! А ты… если вдруг ты пролетишь мимо — заходи к нам. Один мирный хеск, панцирный ящер, уже там живёт. Его никто не обижает, и тебя не обидят.
Нингорс с широкой ухмылкой запрокинул голову и испустил короткий насмешливый вой.
— Не обидят, говоришь? — он наклонил морду, показывая крепкие клыки. — Кто бы тебя слышал, Шинн… Не люблю я поверхность. Тут отовсюду пахнет знорками! Прощай… Чёрная Речница.
