На стол приземлилась крошечная записка.
«Константин-кун, если ты будешь читать не по теме, подготовка к промежуточным тестам точно будет сложнее. Хотя бы возьми учебник по соседнему предмету».
Мелкий округлый почерк полз ровными строками. Я закатил глаза, но жестом поблагодарил Хана-куна за заботу.
Каждый шинигами имел, если говорить упрощенно, маркировку. Чтобы набрать силу ками, в храме для новой души ставили свой алтарь. Так складывалось, что к нему приходили молиться о защите от какой-то актуальной смерти, пугающей людей больше всего. В итоге получалось, что шинигами, накормленный молитвами, забирал в свою метафизическую собственность смерть по конкретной причине. Это в дальнейшем напрямую влияло на форму духовного оружия.
То есть хозяйка Ледяной сакуры воплотила в себе страх зимы. Точнее, не самой зимы, в ней нет ничего хорошего или плохого… В истории современной Японии, я помню, было несколько неприятных эпизодов, когда из-за внезапного понижения температуры люди замерзали прямо в своих бумажных домах. В стране, где в самый холодный месяц столбик термометра редко показывал ниже минус пяти по Цельсию, это было нонсенсом. Средства массовой информации хватались за такие поводы и набивали свои тиражи жуткими историями. Или сама Ичика была в прошлой жизни жертвой внезапных заморозков, или, что вероятнее, ей возносили молитвы как раз в период распространения страшилок имени Юки-онны, девы зимних горных хребтов, вечно занесенных снегом. Помоги мне не умереть, шинигами. Спаси мою семью. Обеспечь мне спокойное посмертие, не дай уйти в метель, не приноси мне смерти, столь во всех смыслах леденящей душу и сердце обычного человека.
Что до владельца Громовой сакуры, я слабо верил в самую очевидную связь его духовного оружия и вечного страха человечества перед грозами и молниями. Явно была причина поинтереснее, потому его вишня и смахивала на бредовый сон Теслы. Конкретно сейчас рассуждать об этом было не с руки.
Собравшись у Томоко после занятий и работы в клубе, мы сразу получили от отца семейства приглашение в додзё.
— А то сидите в книжках, ноги у вас как палочки, а ручки — как веточки! — разорялся почем зря шестирукий великан. — Из вас же можно нормальных комбатантов сделать! Вон ты, мелкий, — он обернулся к недзуми, — сколько жмешь?
— Со скамьи или с пола? — уточнил Хана-кун.
— С пола, конечно.
Недзуми задумался.
— В прошлый раз жал сто десять, но давно дело было. А есть где проверить? Самому интересно.
— В додзё есть зал, а в нем олимпийский гриф. Пойду блинов поищу, — Танака-сан удалился, немного покачивая корпусом.
— Так, — остудил наш запал Хана-кун, — сначала занимаемся, потом перерыв. В перерыве, если так уж руки чешутся, пойдем посмотрим додзё. Но не раньше!
Томоко приуныла.
Я же горел желанием проверить одну теорию, которую построил буквально недавно, и попросил полосу ткани, кисть для каллиграфии и чернила. Требуемое нашлось. Я сверился с учебником по оммедо, который любезно предоставлялся библиотекой в рамках курса «Знай своего врага», разложил ткань, обмакнул кисточку и пропустил через нее слабый поток энергии. После этого примерился, выдохнул, очистил разум и аккуратно вывел иероглифы «го каку», символизирующие успешное прохождение экзамена.
Остальные смотрели не без любопытства. Гайдзин, ударившийся в каллиграфию — нечастое зрелище.
— А теперь… — не снимая руку с написанного, я открыл самый зубодробительный учебник из всех, это оказалась как раз специальная социология. Прочитав первые две страницы с легкостью, я довольно улыбнулся: гребаный предмет стал восприниматься и запоминаться настолько легко, словно информация записывалась напрямую в мозг. Жизнь сразу стала проще. Я без труда вслух процитировал учебник близко к тексту, не подглядывая.
Ни один из собравшихся не сумел повторить фокус.
— Кощеев-кун, а ты же человек? — Изаму выразил общий немой вопрос. — Ты, по сути, используешь технику о-фудо и изготавливаешь разновидность печати?
— Не совсем. Только конструктивно человек, — я любезно нарисовал экземпляр для каждого из присутствующих. — Ну, танцуйте, у вас теперь есть собственный оммедзи.
Оперативно вбив в голову еще пару предметов, мы оценили, насколько дело пошло быстрее, и решили проветриться в направлении додзё.
— Томо-тян, а твой папа какими боевыми искусствами занимается? — недзуми чего-то ожидал, но голову в плечи не вжимал. Значит, это что-то ему не угрожало.
— Карате, джиу-джитсу, кэндо, — загибала пальцы Томоко, проводя нас по коридору, — еще пробовал тхэквондо, тайский бокс и айкидо, но не оценил. Из небоевого был пауэрлифтинг и попытка в кикбоксинг. Оказалось, что когда у тебя шесть рук, очень трудно стоять на одной ноге и бить еще одной. Поэтому завязал.
Это он еще капоэйру не видел…
Танака-сан хорошо подготовился. В углу додзё уже высилась гора блинов, а на подставке сиял ОН — великолепный олимпийский гриф.
— О, молодежь догрызла гранит науки. Разминайтесь, и давайте-ка смотреть, кому сколько нагружать, — они был доволен нашим появлением и махнул одной из рук в сторону угла со шведской стенкой.
— Осу!
После переодевания и разминки мы с любопытством взирали на недзуми, который, не смущаясь своим мизерным ростом, с деловым лицом подтаскивал себе пятикилограммовые диски и уже набрал их целую башню.
— Что?
Мы дружно покачали головой, мол, ты набирай-набирай, если понадобится — вытащим тебя из этой горы. Кавагути навесил себе стартовые сорок кило и улегся на пол. Изаму одной рукой подал ему штангу. Вверх, вниз, вверх, вниз…
Мы поняли намек и добавили еще две пятерки. Вверх, вниз, вверх, вниз…
И еще.
И еще.
И еще…
На ста двадцати недзуми выдохся и предложил попробовать еще кому-нибудь. Инугами прикинул свои силы и начал с восьмидесяти, закончив на ста девяноста.
Дальше, по идее, шел я.
— Танака-сэнсэй, не сочтите за неуважение, но можно со скамьи? Я никогда не пробовал жать с пола.
— Профессионалы жмут только с пола! — ворча, они смахнул со снаряда стопку полотенец. — Ничего, подрастешь — поймешь. Вот тебе скамья.
Я навесил себе стартовые сто. Говорил же, что я не человек. Изаму поднял бровь. Кавагути не удивился. Томоко одной рукой подала мне штангу и оперативно подмахивала блины по мере увеличения нагрузки.
— Эй, сколько там? — я уже не считал, просто выжимая сколько дадут.
— Вообще триста сорок, — отозвался старший они, скучая рядом. — Надо же, а выглядишь хиляком.
Всего-то триста сорок, хотелось с примесью сарказма заорать, но кричать под штангой положено в силовой тяге. На скамье орать не дело. По ощущениям прошло очень много времени. Следующие проверки грозили затянуться.
— Томо-тян, ты хотя бы по десять навешивай, а то до ночи провозимся. А мне еще кактус поливать, я ему обещал.
— Да я не сообразила сразу по двадцать пять добавлять. Так-то уже давно по десять навешиваю, гриф скоро закончится. Давай в следующий раз с трех сотен и начнем. Кто, говоришь, тебя проектировал?
Ответа я дать не мог из религиозных соображений. Впрочем, самое главное сегодня я уже узнал. Мне с детства говорили, что физическую силу отдельно развивать не потребуется, она будет прирастать самостоятельно. Но я не понимал, как связаны триста сорок кило, которые я держал на вытянутых руках над грудью, и моя уверенность, что невозможно прибить противника, тупо стукнув по нему сверху.
Точно, я же просто не пробовал.
— Пап, а тебя вообще в этот момент ничего не смущает?
Шестирукий хозяин додзё не совсем понял, что от него хотят.
— Нет, конечно. Ну триста сорок, эка невидаль. Твой брат в девять лет больше выжимал, ну так он потомок горного они. Здесь видно же, что парень внешне ничем не примечателен, значит, жди сюрпризов. Сила, выносливость, ловкость — выбери любые два. Нельзя требовать одинаковых результатов от лисы и морской змеи, они физиологически принципиально разные.
