Глава 11. Лучшее мясо
Я тяжело поднял голову и посмотрел на человека, вошедшего в камеру. Неро. Конечно же, это будет Трибунальный Истигатор Неро.
Когда кавалькада, отправленная мне вслед, достигла места бойни, я уже был морально готов к тому, что меня закуют в кандалы. Но Легер не сумел сдержаться от грубости — потребовал скрутить меня, уронив лицом в дорожную пыль и бледным, дрожащим голосом, сказал:
— Что же ты тут устроил, парень…
Я понимал шок гвардейского мага. Будто мясник, я выпотрошил половину свиты виконта Умберта, а самому вельможе отсек голову режущим щитом Ур. Маги Западной Пресии так не поступали — все это было следствием обучения у Витати. Так делали яростные воины Келанда, гордые сыновья и дочери Великой Степи, дабы вселить в сердца своих врагов страх. Так я поступил с обидчиком Варналов и моим личным недругом.
Подчиняясь воле Легера, я позволил замкнуть кандалы на моих руках, а на грудь — повесить амулет-подавитель, что уже в темницах Замковой горы превратился в неподъемную плиту, пропитанную белой магией. Но я ждал.
Как опытный бандит, что ждет побега, я выжидал, пока события этой ночи дойдут до Отавии, до Неро, пока баронеты доедут до своего родителя и изложат свою версию событий. Сейчас мне нужно было просто ждать, пока все части этого огромного и сложного механизма встанут на свои места, дабы оправдать меня — жетонного мага, что вступил в бой с напавшими на него бандитами.
Как же все изменилось! Еще пару лет назад я восторгался свежими булками, мягкой постелью и с удовольствием пил чай на кухне с моим учителем, а теперь — убиваю людей и смиренно жду, когда мои покровители помогут мне избежать наказания за содеянное. Этого ли хотел от меня Осиор? Но если нет, зачем он готовил меня как боевого мага, зачем он заключил некую сделку с винефиком, что и научила меня этому? Не спорю, мне хотелось пустить в ход свои боевые навыки… А в день, когда Витати казнила отступника Виниаса, я понял, что это меня совершенно не тронуло. Он получил то, что заслуживал, как Умберт получил свое. Конечно, я мог искалечить виконта или вовсе сохранить ему жизнь и здоровье, но наука Витати не прошла даром: винефик всегда требовала, чтобы мои удары были смертельны, а рука — тверда. Она методично выбивала из меня любую мысль, любое сомнение, что я могу быть неправ, любую попытку задуматься, а стоит ли вонзать в грудь потенциального противника кромки режущих щитов, разрывая тело врага на части моей дикой магией. Когда сталь оголена и первый удар нанесен — время сомнений прошло. Вступая в бой, ты должен нести смерть, а уже потом разбираться, кто осмелился поднять на тебя руку. Только так боевой маг может гарантировать собственное выживание, потому что мы всегда на острие и всегда мишень.
Одно я знал точно: Витати будет недовольна. Не тем, что я устроил бойню, а тем, что пропустил удар мечом, понадеявшись на печатную магию. Заигрался, желая погрузить Умберта в кошмар, я отступил от главного правила, что всегда повторяла винефик: быть бесстрашным, но эффективным. У меня были десятки способов выйти из этой драки без единой царапины, и еще столько же — чтобы замести собственные следы и никогда не попасть в эту камеру. Я же выбрал путь почти высокомерный и крайне демонстративный.
Но если отбросить воинскую логику и подумать о произошедшем в ином ключе, от смерти Умберта была и польза. Теперь Шамоград знал, что я не только ученик Осиора, но и похож на своего наставника в методах. Мне никогда прямо не рассказывали о том, каким был учитель в молодости, до травмы, нанесенной ему еретиком, но обрывки слов, фраз и страх в глазах тех, кто застал времена бдения Шестого Трибунального Истигатора, говорили ярче любых историй. Булава Осиора была насквозь пропитана кровью тех, кого он казнил за преступления против Круга и Устава, а «Несущий Гнев» — не просто красивый титул, а зловещий путь, который прошел учитель, чтобы стать в итоге веселым любителем свежей выпечки и горячего чая.
— Ну что, привыкаешь к темноте и сырости? — спросил Неро.
— Да вроде нет… — ответил я.
Трибунальный Истигатор стоял передо мной, практически не двигаясь. Будто бы разглядывал.
— Старший Умберт требует твою голову. Точнее, сначала колесования, потом снятия кожи, а уже потом — голову, — невесело сказал Неро.
— Я был в своем праве согласно букве Устава, — ответил я. — Они напали на меня…
— Они напали на баронетов Варналов, ты просто оказался рядом, — перебил меня Неро. — Имперские дознаватели уже нашли слуг и пару дворян из свиты Умберта, что не остались в засаде и уехали в Шамоград еще днем. Они все, как один, твердят, что целью были Варналы, точнее — их кони. Они хотели или повредить ногу одному из скакунов, или припугнуть братьев, только и всего. Ничего такого, за что стоило бы даже начинать имперское дознание.
— Это ложь! — воскликнул я, поднимаясь на ноги и гремя цепями. — Наглая ложь!
— А мне кажется, что правда, — покачал головой Неро. — Виконт Умберт был мерзавцем и доносчиком, но не был тупицей. Они точно так же блюдут Устав, как и ты, Рей. И они знали, что если нападут на тебя — ты сможешь воспользоваться магией.
— Но ведь они напали! Я вылетел из седла и потом едва успел собрать хребет Марвина, чтобы он не остался калекой! — стал кричать я.
Неро только покачал головой.
— Ты абсолютно невредим. С мечами или луками на дороге они на тебя не нападали, травм или увечий из-за падения у тебя нет… Рей, ты понимаешь, что ты натворил?
Я сел обратно на лавку, опустив голову. В чем-то Неро был прав, с этой точки зрения все выглядит зыбко, а если оставшиеся дворяне из свиты Умберта и его слуги будут настаивать на том, что целью были только кони…
Неро же качнулся на носках, будто бы что-то хотел сказать, но передумал, после чего Трибунальный Истигатор вышел из камеры. Уже за порогом, маг сказал:
— Башня тут бессильна, Рей. Все решать будет имперский суд, так что я очень надеюсь, что…
После чего маг удалился. Неужели они испугались Умберта? И что будет дальше?..
В заключении я провел, по ощущениям, еще два дня. За это время меня трижды покормили и один раз выносили отхожее ведро, так что если бы не подавитель на моей груди, пребывание в камере было бы почти комфортным. Правда, от безделья я начал буквально лезть на стену. Обычно, когда мне нечем было заняться, я втихую отрабатывал малые контуры — дюйм-два в поперечнике — но сейчас, из-за плиты, пропитанной белой магией на моей груди, мое привычное развлечение было мне недоступно. Так что единственное занятие, доступное мне, заключалось в лежании на жесткой лавке и разглядывании потолка.
К концу второго дня дверь в камеру опять распахнулась. Это было неожиданно, потому что еду — кусок хлеба и кувшин с водой — приносили около часа назад. Но на пороге стоял тюремщик, который, гремя ключами, молча сбросил с меня кандалы и подавитель, после чего скомандовал:
— За мной.
Потирая запястья, я двинул следом за мужчиной по узкому коридору в небольшую комнатушку, где мне вернули мои вещи: сапоги, кошель, ремень, шнурки из рубахи, куртку и, конечно же, жетон мага. Кое-как приведя себя в порядок, я наконец-то вышел из темниц и оказался на вечерних улицах Шамограда, под самой стеной Замковой горы. Абсолютно ошалевший от произошедшего.
Это что сейчас было? И как это понимать?
Меня вытащила Отавия? Но тогда бы принцесса прислала бы кого-нибудь за мной, передала весточку или как-то иначе дала знать, что происходит. Сейчас же у меня было чувство, что меня по-тихому выперли из камеры, чтобы никто особо не заметил, а когда всем станет известно о моем освобождении — никто не смог бы сопротивляться данному решению. Если бы меня вытащила императорская семья, никто бы и пикнуть не посмел, а так…
— Господин жетонный маг? — спросил высокий мужчина в красно-синей ливрее, по всей видимости, чей-то слуга или распорядитель.
Я сразу же зацепился за эти цвета. Красный с золотом — цвет императорского дома. Но красный с синим…
