Покончив с окунем, существо поднялось во весь рост. И тут уж любому (если бы в пещере был этот «любой») стало бы ясно, что это не морская неразумная тварь, а существо куда более загадочное. На кожаном поясе, обхватывающем талию, у него висело что-то вроде заточенного железного прута, а справа на этом же поясе крепились нож в ножнах и кожаная сумка, из которой струйкой вытекала вода.
Теперь существо с его серебристой чешуей напоминало воина в светлой кольчуге, да и поза была вполне человеческой…
* * *
Аквамарину была нужна передышка. Очень нужна.
Наверное, не надо было карабкаться по проклятой скале, подтягиваясь на руках. Дождаться бы прилива – море само принесет к «черному ходу». Но дожидаться было невыносимо. Аквамарин знал, что такое голод, и не хотел заставлять мучиться от голода другого человека.
К тому же человека, который ему дорог…
Потому и была игра в догонялки с той проклятой акулой, потому и было карабканье навстречу уходящей воде: когда море уйдет еще ниже, откроется голая стена: не зацепиться, не влезть. Уж он-то возле «черного хода» каждый камешек знает!
В другой бы день выбраться на берег, где удобнее, принять земной облик и попросту войти в проклятый замок через главные ворота. Но сегодня – нельзя. И не только потому, что попадешься на глаза проклятому Алмазу, а это сейчас лишнее.
Нет, куда хуже другое…
Аквамарин опустил на выпуклые глаза тяжелые, плотные, сырые изнутри веки и, как учил Двуцвет, вгляделся внутрь себя.
Перед ослепшим взором привычно заклубился серый туман. В нем билось что-то маленькое, черное, полупрозрачное, похожее на медузу, выброшенную прибоем на берег.
Это была магическая сила Аквамарина… о Старшие боги, как же ее мало, она же готова истаять!
Нет. Этого не будет. Ни за что он не останется до конца жизни в обличье морской твари!
В ушах зазвучал голос Двуцвета:
«Чаще всматривайся в свою силу, проверяй, сколько осталось! Каждый маг видит ее по-своему. Ты – черной медузой, да? А я – костром на ветру. Иногда пламя стоит стеной – тогда я могу смело творить чары, потом растраченное понемногу вернется. Но если язычки огня едва вьются над угольями – я воспользуюсь силой разве что для спасения своей жизни, да и то в последний миг. Если этот костер погаснет – второй раз не разожжешь. Да оно и не всегда удается, последнее волшебство…»
Аквамарин усвоил урок и не собирался рисковать. Захочешь сейчас вернуть земной облик, потратишь зря остатки силы – и плавай до смерти вдоль берегов, пугай рыбаков.
Нет, он собирался доживать жизнь иначе. Распрощаться с Ожерельем (только что-то надо придумать, чтобы проклятые маги его не искали). Вернуться в Иллию, найти глухую рыбачью деревушку и остаться там до старости. Построить дом, взять жену, обязательно молчунью, чтоб не разболтала по деревне про его жабры. Подарочек Алмаза остается на шее и в земном облике. Ну да ладно, под длинными волосами их почти не видно. А то, что видно, похоже на обычные шрамы…
Но это потом. Сейчас приходится думать не о себе, а о других!
И превращаться пока не надо. Там, куда он спешит, он всегда появляется в чешуе.
Потом он отдохнет и выспится. Глядишь, силушка-то волшебная и вырастет…
Аквамарин устало вздохнул и, привычно высоко поднимая колени, чтобы не спотыкаться о ласты, зашагал к дальней стене. Он знал, что черная щель расширяется, превращаясь в коридор. И что коридор через два поворота выведет в другую пещеру, куда больше этой. Настоящий подземный чертог. И тоже освещен магической пластиной, только свет не зеленоватый, а золотистый.
Почти как земное солнышко…
2
Что пользы мне в том, что сокровищ полны
Подводные эти хоромы?
Увидеть бы мне хотя б зелень сосны!
Прилечь хоть на ворох соломы!
А. К. Толстой
– Шайи… Шайи…
Шепот скользил под сводом коридора, отражался от стен – и казался Аквамарину прекраснее песни.
Неужели чуткая умница издали услышала шлепанье ласт по камням? Или давно ждет его и время от времени зовет?
В морском обличье лицо Аквамарина не было приспособлено для улыбок, иначе бы рот растянулся до ушей.
Он шагнул из коридора в золотистый свет, к черному ряду металлических прутьев, огораживающих огромный вольер.
Вот она, Аша, – на своем любимом месте, на высоком скальном выступе. Увидела гостя, громко зашипела, полезла вниз по решетке:
– Шайи!
Когда-то скальпель проклятого мясника Алмаза повредил девушке голосовые связки, теперь она могла только шипеть. Алмаз отказался лечить горло рабыне: у него, мол, нет времени заниматься пустяками, да и зачем ей голос? Так что слово «Аквамарин» ей не выговорить. Но к чему тут проклятая кличка? Ну, хорошо, сам он к ней привык, но друзьям назвал настоящее имя: Джанни. Оно Аше под силу, только переиначила малость.
– Аша, милая, здравствуй!
Навстречу дорогому гостю рванулись сквозь решетку руки – такие же чешуйчатые, когтистые и с перепонками между пальцами, как у него самого, только темные. Полупрозрачная чешуя не скрывала черную кожу таумекланки.
И улыбается! У нее в лице больше человеческого, чем у Аквамарина. Он-то сам себе выдумывал морской облик, не об улыбках заботился, а чтоб в море легче жилось. И менял себя колдовством, а не проклятым скальпелем. А над остальными потрудился Алмаз, чтоб ему сдохнуть. Покрыл кожу чешуей, вставил зубы вроде акульих – и ладно. Само лицо менять не стал.
Зато Аша может улыбаться!
Интересно, как ее звали раньше?.. Ладно, Аша так Аша, имечко не хуже прочих…
А пещера уже наполнилась девчачьими голосишками. Звонкие вопли отражались от стен и неслись, казалось, со всех сторон:
– Джанни пришел!
– Ой, Джанни!
– Тебя долго не было!
– Что ты нам принес?
Обе проворно выбрались из домиков, похожих на большие собачьи будки, бросились в огромный бассейн и наперегонки поплыли к решетке.
Две серебряные рыбки, Уна и Гедда, сестры-виктийки…
Аквамарин никогда не забудет проклятый день, когда Алмаз, светясь от гордости, поделился с ним догадкой:
«Я понял, в чем причина моих неудач! Тело взрослого человека уже сформировалось, стало цельным, отторгает улучшения! Работать надо с детьми!»
Аквамарин тогда в первый и последний раз не сдержался, закатил бывшему хозяину в морду. Крепко закатил, со всего плеча. Но с таким же успехом он мог бы врезать кулаком по мраморной колонне. Только костяшки пальцев себе в кровь разбил. А у Алмаза от удара лишь голова мотнулась. И ответил, гад, ровно, почти приветливо:
«Когда-нибудь я и тебя научу обволакивать тело незримой защитной оболочкой. Человеческому оружию ее не взять. Разве что демон управится, и то не всякий… А к тому времени научись держать в узде чувства. Веди себя достойно, как подобает магу и ученому».
Сволочь проклятая…
А девчонки уже выбрались из бассейна, подпрыгивают у решетки, визжат, тянут к Аквамарину перепончатые лапки.
– Цыц, неугомонные! Где Морис, что с ним?
Разом притихли, посерьезнели.
С лица Аши сошла улыбка. Девушка развела руками:
– Оисохо…
Морису плохо, да? Значит, не зря Аквамарин спешил…
Девчонки заговорили наперебой – но тише, словно боясь, что хозяин услышит:
– Ничего не ест…
– Не выходит из домика…
– Свернулся калачиком…
– Не разговаривает…
– Алмаз велел его не кормить. Сказал: пусть сам ловит…
– Мы все-таки припрятали немножко рыбы…
– А он не ест…
Аквамарин про себя выругался крепко и солоно, как ругаются в портовых кабаках.
Видел он эту проклятую кормежку. Во время прилива приходят рабы с корзиной мелкой живой рыбешки. Рычагом отворяют отверстия, связывающие бассейн с морем. Выворачивают проклятую корзину в проклятый бассейн. И надо ловить рыбешек, пока те не догадались ускользнуть сквозь отверстия.
