Змеи обвили илва, оплели его руки, ноги, туловище. Змей было не сосчитать, так они сплелись, перепутались, толстые, как канаты, и тонкие, вроде удавки палача, серые, черные, зеленые. Они шевелились, шипели, ползали по ветви и по телу илва, а тот продолжал так же мерно раскачиваться, и его дыхание не сбивалось с ритма.
– Прелюбопытное зрелище, – сказал Алмаз, постукивая пальцами по подлокотникам кресла. – Я наблюдаю его в третий раз, и оно мне не наскучило.
Аквамарину зрелище казалось попросту отвратительным. Но он промолчал. Если Алмаз в хорошем настроении, этим надо воспользоваться.
Сейчас парень был в земном облике: крепкий, загорелый иллиец с длинными черными волосами и темными глазами. Он стоял возле кресла, в котором восседал Алмаз. Оба смотрели на опушку волшебного леса, где илв Изумруд, устроившись в немыслимой позе на ветке, обнимался со змеями.
– Обычно я не могу смотреть, как он… вниз головой… – Голос Алмаза дрогнул. – Но сейчас это магический обряд. А истинный маг проявляет глубокий интерес к приемам своих собратьев по искусству.
Аквамарин со злорадным удовольствием представил себе Алмаза, висящего вниз головой и оплетенного змеями так плотно, что не разглядеть безупречно белого одеяния.
«Может, хоть это согнало бы с тебя проклятую невозмутимость, мясник?»
– У каждого свои способы отпустить душу в полет, чтобы она искала ответы на вопросы, заботящие тебя, – задумчиво размышлял Алмаз. – Наша Агат приносит жертвы идолу и тем подготавливает себя к прорицанию. Изумруд с его акробатическими упражнениями узнаёт, что происходит сейчас в иных местах… Интересно, что его так заботит? Он решился на Змеиную Пляску, хотя говорил, что обряд забирает много силы, часто его проводить нельзя.
Аквамарин стиснул зубы, вспомнив свою попытку побега. Тогда Изумруд вот этаким подлым образом вызнал, где его искать.
– Но ведь ты сюда пришел не для того, чтобы любоваться змеями? – проницательно спросил Алмаз. – О чем ты хотел поговорить со мной?
Аквамарин судорожно вздохнул – и решился:
– Я уже просил тебя продать мне Мориса, Ашу и девочек… подожди, не отказывай мне снова! Ты просто не знаешь, сколько я могу дать! Янтарь из северных вод, жемчуг из южных… А сколько ценностей лежит возле затонувших кораблей! Я буду срывать перстни с пальцев утопленников, которых обглодали рыбы, я…
– С проклятых пальцев, – спокойно и холодно перебил его Алмаз.
– Что?..
– Ты ни разу не произнес свое любимое словцо. Другие от волнения заикаются, а ты начинаешь говорить гладко и поэтично. Как я уже замечал, это свойственно многим иллийцам… Впрочем, это мелкое наблюдение не имеет отношения к моей обиде.
– К обиде?
– Конечно. Превыше всего в мире – наука, превыше всех наук – магия. Я служу ей всей жизнью, у меня высокая цель. И ты мог хоть на миг подумать, что я за какой-то жемчуг расстанусь с лучшими результатами своих трудов? Да и зачем мне побрякушки, снятые с утопленников? Я скромен в личных расходах, а если потребуются средства для научных изысканий, ты их и так добудешь. Забыл клятву, которую давал всем нам? Ожерелье заботится о каждом из магов. Любой, кому нужна помощь – не для причуды, заметь, а для дела! – получит ее от остальных.
– А я…
– А у тебя причуда. Занимайся исследованием морских глубин и не посягай на чужие труды… О, гляди-ка, Змеиная Пляска закончилась!
Змеи падали в траву и исчезали в кустах, открывая взорам людей бессильно свисающего с ветки илва.
– Он уже не рычит, – сказал Алмаз со спокойным удовлетворением, словно учитель, которому ученик хорошо ответил урок.
Илв, разом обретя ловкость и гибкость, спрыгнул с ветки и направился к гостям.
– Вождь! – резко обратился он к Алмазу. – Я требую то, что причитается мне по праву! Помнишь, как посылали корабль за идолом для Агат? Я хочу, чтобы Ожерелье помогло и мне!
– И этот чего-то требует! – развеселился Алмаз. – Надеюсь, тебе нужно что-то, чтобы получать новые знания?
– Да. У себя на родине я был учеником шамана и успел узнать многое. Но пришли моряки из-за океана, взяли меня в плен, а шаман погиб. Он не успел рассказать мне, как создавать тень-убийцу.
– Тень-убийцу? – заинтересовался Алмаз.
Изумруд поправил черную повязку на глазах и продолжил переливчатым голосом:
– Иногда племя приговаривает илва к смерти. Тяга к выживанию у нашего народа сильна, не все соглашаются принять смерть добровольно…
– Да что ты говоришь… – хмыкнул Аквамарин. Разговор его не касался, но из любопытства он не ушел.
– Если приговоренный бежит, шаманы создают тень-убийцу и отправляют в погоню…
– Ты перешел к самому интересному, – подался вперед Алмаз. – Подробнее, прошу тебя!
– Я ничего не знаю! – В тонком голосе Изумруда звучало отчаяние. – Учитель не успел мне ничего поведать! Я не знаю, что это: живое существо или магическая сила, которая обрела форму. Она незрима. Если приглядеться, увидишь рябь в воздухе. Тень не сбивается со следа. Не нападает ни на кого, кроме избранной жертвы. От нее нельзя защититься или спрятаться. Против нее бессильно любое оружие. Она находит добычу, убивает ее – и исчезает сама.
– Изумительно! – воскликнул Алмаз. – Ты прав, это интереснейшая загадка…
– Загадка?! – сорвался Изумруд на писк. – Это для меня – загадка, а для любого шамана – простая работа, как дерево вырастить… Я недоучка!
– Ты хочешь, чтобы мы для тебя похитили из Форенуара шамана-илва? И заставили его стать твоим учителем? Это трудно, но мы…
– Это не трудно. Это невозможно.
– Почему? Да, в лес Форенуар нет дороги человеку, но я уже вижу три решения этой задачи. Первое решение: Двуцвет примет облик илва и…
– Остановись, вождь. Шамана-илва нельзя взять в плен, как не смогли спандийские моряки взять в плен моего учителя. Шаман всегда может легко и безболезненно умереть, унося свои тайны в Бескрайнюю Крону…
– Вот как?.. Но о чем же тогда ты просишь Ожерелье?
– В последней партии рабов, доставленных в замок, были двое илвов. Я поговорил с ними, прежде чем отдать их Дереву Смирения. Один из них рассказал, что в лесу Форенуар четыре года назад был приговорен к смерти илв…
– За что приговорен? – не удержался Аквамарин, хотя и не собирался вмешиваться.
– За окрас.
– Как это – за окрас?
– Илвам положено иметь шерсть бурого, черного, серого, белого или желтого цвета. У детенышей окрас одинаков: зеленовато-коричневый, чтоб в листве их не видели хищники. А потом детеныши становятся взрослыми, сбрасывают детскую шерсть и отращивают постоянную. Илв, о котором мне рассказали, был детенышем не хуже прочих, но взрослая шерсть его оказалась полосатой!
Изумруд сделал драматическую паузу.
Его слушатели переглянулись, и Аквамарин спросил:
– Ну и что?
– Как – что? – опешил илв. – Полосы ведь! Черные! На серой шкуре!
– А кому это мешает?
– Всему племени! Этот полосатый может размножиться! И его детеныши тоже могут стать полосатыми!
– Вы так высоко цените чистую наследственность своего народа? – понимающе откликнулся Алмаз. – Полосы неприемлемы?
– И пятна! Пятна тоже мерзость!
– Хорошо, но что было дальше?
– Полосатому предложили умереть, но жалкий урод отказался и бежал из Форенуара. Разумеется, за ним послали тень-убийцу. Она и сейчас преследует урода.
– Подожди, – сдвинул брови Алмаз, – ты говорил, что это было четыре года назад?
– Вождь, это невероятно! Полосатый почему-то жив!
– Четыре года? Она что, едет верхом на черепахе, ваша тень-убийца? – В голосе Алмаза звучало разочарование.
– Да, – неохотно признал илв, – она движется неспешно. Зато она точно повторяет путь жертвы. Ее не собьют с пути ни огонь, ни вода, ни ураган, ни пропасть.
– Ну и что? – опять вмешался Аквамарин. – Беглецу надо просто шустрее путешествовать. Если бы за мною ползла смерть, я бы обзавелся выносливой лошадкой и шлялся по Антарэйди вдоль и поперек. И на каждом придорожном столбе-указателе выцарапывал бы для убийцы послание: сдохни, верная моя, от дурной болезни!
