В этом было что‑то таинственное, но чутье подсказывало Адрусу, что скоро он узнает тайну. Не зря же местные все время твердили про какой‑то Ритуал, после которого выживают не все.
Щенок собирался выжить наверняка, потому не слушал их причитания, выцепляя из разговоров лишь то, что должно было относиться к делу — как выглядит этот самый Ритуал, чего от него ожидать, и что будет после него. Увы, ничего дельного он так не услышал — только чушь, сказочную и глупую. По крайней мере — так ему казалось.
После умывания всех новичков повели не в столовую, как они ожидали, а куда‑то дальше, по плацу, к зданию, где обитали лекари, где хранились медицинские снадобья и перевязочные материалы. Всех построили, а когда построили, перед ними появился Вожак, выглядевший, как обычно, щеголем, в своих начищенных ботинках, отглаженной форме, с сияющим на плече серебристым черепом. Седые волосы, выглядывающие из‑под берета, были уложены в воинский хвост и спадали на воротник. Вожак внимательно осмотрел взволнованных новобранцев, посмотрел на солнце, едва поднявшееся над горизонтом, и почти не напрягая чистого, звучного голоса, объявил:
— Новобранцы! Сегодня самый важный в вашей жизни день! Сегодня вы присягнете на верность Императору! Я должен вас предупредить — те, кто не захочет принять присягу — умрут! Вы должны со всей искренностью принять верность Империи в свое сердце, если же попытаетесь сопротивляться, попытаетесь уклониться от принятия Ритуала, будете неискренни — участь ваша будет незавидна. Сейчас вы будете заходить в здание группами по десять человек. Вам дадут снадобье, вы должны его выпить. Потом маг сотворит колдовство, и если вы примете Верность, то станете одними из нас — навсегда. По окончании Школы вы становитесь лучшими в мире воинами, личной гвардией Императора, основой трона, надеждой и опорой нации! Гордитесь, что вас допустили к Ритуалу, позволили встать на одну ступень с теми, кто является гордостью Империи!
— Ага…позволили! — шепнул один из местных парней — Папаше денег отвалили, вот он и позволил…продать меня!
Командир третьей Стаи:
— Начинаем Ритуал! Первая десятка пошла!
Адрус попал в здание в составе пятой десятки. Почему‑то он ждал, что будет первым подвергнут таинственному ритуалу, но никакого особого внимания к своей персоне он не заметил.
Весь процесс происходил деловито, просто, обыденно, как обед, или построение на тренировку. Не очень большая комната, в которой как раз и умещались десять человек, столы, на которых стояли кружки с резко пахнущей темной жидкостью. Полки со снадобьями, стол, заставленный кувшинами, в которых, вероятно, эта самая пахучая жидкость и хранилась. За столом мастер Дондокс и два его помощника, деловито перебирающих плошки, что‑то записывающие в здоровенную книгу, делающие пометки на листках, прикрепленных к стеклянным бутылкам.
Под надзором двух звеньевых рекруты выпили из кружек, задыхаясь от горечи, желания сплюнуть и вообще извергнуть выпитое на пол — позывы на рвоту были такими сильными, что двое не удержались и все‑таки заблевали пол, под ругань командиров и лекарей, тут же притащивших ведра и тряпки. Провинившиеся подобрали за собой, получили новую порцию жидкости, и все‑таки перелили ее в себя, в этот раз уже удержав в желудке.
После того, как все выпили, наступила пауза, будто маг чего‑то ждал.
Щенок понял, чего тот ждал минут через пять, когда комната вдруг покачнулась и стены начали заваливаться, угрожая раздавить тех, кто тут сидел. Адрус попытался дернуться, встать, но ноги перестали слушаться, как перестал слушаться и язык. Все что он мог делать — сидеть и смотреть на спокойного, деловитого Дондокса, наблюдающего за происходящим.
После того, как все опоенные лекарями закатили глаза, помощники мага прошли между рядами, пощупали пульс пациентов, кивнули Звеньевым, и те поспешно вышли из комнаты, чтобы не попасть под удар колдовства.
Когда лишние покинули комнату, Дондокс встал перед рекрутами, простер к ним руки и начал читать заклинание — длинное, сложное заклинание подчинения. Именно оно, вместе со снадобьем, раскрывавшим мозг для внушения, давало эффект верности, который впечатывался в мозг на долгие, долгие годы, практически на всю жизнь. Наверное — на всю жизнь.
Существовала некая теория, из которой следовало, что действие Ритуала слабеет примерно начиная с тридцати лет возраста объекта, потому достигшие тридцатилетия Псы уже не могли служить телохранителями Императора — так гласил закон. Император должен быть полностью уверен в лояльности своих телохранителей, и никак иначе.
В воздухе отчетливо проявился голубоватый искристый туман, на полках, над бутылочками, колбами, кувшинами, загорелись синие огни, мерцающие, притягивающие взгляд. Но магу некогда было смотреть, все его силы, все его умение уходило на то, чтобы не ошибиться в произношении заклинания, ведь если Дондокс допустит хоть одну ошибку, заикнется, споткнется на каком‑нибудь слове — произойдет непоправимое. Самое меньшее, что может случиться — большинство из этих парней умрет, убитые необратимыми мозговыми изменениями. Вырвавшееся из‑под контроля заклинание высшего уровня буквально растерзает их мозг, превращая его в кровавую кашу.
Такое случалось, и не раз. Даже на памяти Дондокса. Еще на заре своей деятельности в качестве школьного мага он допустил ошибку, всего на миг ослабив внимание из‑за мухи, севшей ему на нос.
Трое парней умерли на месте, двое сошли с ума, остальных пришлось списать в обычные рабы, и по слухам они умерли в течение года. Тогда Дондокс едва не лишился своего места, довольно выгодного, хорошо оплачиваемого императорской казной. Спасло его, как ни странно, заступничество Лагана, что впрочем никак не повлияло на отношение мага к Вожаку — унизительно осознавать, что спас твою карьеру тот, кого ты презираешь, как и всех этих выскочек, людей низшей расы, бывших рабов. Однако тот же Дондокс в случае чего отдал бы свой долг этому Вожаку — даже если он его и недолюбливает. Боги не любят неблагодарных людей, не отдающих свои долги.
В воздухе вдруг потемнело — маги называли этот этап волшбы "Покров Создателя". Говорили, что это проявление божественной сущности, и как раз в этот момент решается, дозволено ли магу произвести свое колдовство, или нет. После "Покрова Создателя" остановить процесс было уже совершенно невозможно — обратный удар мог убить самого мага, нужно было обязательно закончить колдовство.
Наконец, сказаны последние слова, и солнечный свет ринулся в комнату, копьями лучей вонзаясь в тела мальчишек, сидящих на стульях в полуобморочном состоянии. Маг привычно вгляделся в лица заколдованных, и вдруг с удивлением встретил взгляд того, кого тут называли "Зверенышем". Мальчик смотрел прямо, без малейшей тени заторможенности в глазах, будто не пил недавно одурманивающей жидкости и не подвергался воздействию мощнейшего, самого сильного из известных — колдовства.
