Не радовал только черт.
— Я хочу понять, — шипел он, уперевшись руками в ректорский стол и нависая над сонным бывшим белым магом, — до каких пор бюрократические проволочки в этом заведении будут мешать мне?
Ректор Вреднум бросил на меня вопросительный взгляд, словно я должна быть в курсе ответа на вопрос декана. Я в курсе не была и потому, пожав плечами, выразила в этом жесте все свое «понятия не имею».
Мара Ядовитовна, счастливая донельзя, весело мне подмигнула, а после сладко протянула:
— Владлен Азаэрович, полагаю, нам следует начать с того, что студентка Григорьева очень ответственный и принципиальный староста, который в кои-то веки выдвинул требования к вашим подопечным, и требования обоснованные.
Очень медленно черт повернул голову, бросил на нее уничтожающий взгляд и вновь обратил все свое внимание на ректора.
— Я требую, — прорычал он, — чтобы мне сейчас, немедленно, сию же минуту, сменили старосту общежития!
Но не успел Вреднум ответить, как кикимора пропела:
— На каком основании?
Декана передернуло, однако он совершенно проигнорировал вопрос обладательницы персональной поганки. И мне стало ясно, что меня попросту втянули в давние разборки, и, похоже, ненависть тут цветет махровым цветом, нехилая такая.
— Лорд Вреднум, — начал было декан.
Но ректор остановил его спокойным:
— Владлен Азаэрович, вам известна причина, по которой студентка Григорьева отказывается подписать требуемый документ?
Черт выпрямился, сложил руки на груди и глухо ответил:
— Да.
— Это четкое и конкретное требование к проживающим в общежитии чертям? — последовал еще один вопрос ректора.
— Да, — сжав зубы, процедил декан.
— Григорьева, — ректор повернулся ко мне, — озвучьте.
Тут уж мы с метлой подошли ближе, и я в полной мере озвучила:
— Да в свинарнике чище будет, чем у них. Там не мусор — там горы мусора. И вонь нескончаемая. И самогон варят!
Ректор перевел вопросительный взгляд на Владлена Азаэровича и получил злой ответ:
— Особенности культуры. Вы же не предъявляете к эльфам требование выселить домашних животных из общежития, а к феям — убрать всю растительность!
Удивленно смотрю на декана. Нет, ну если бы я не видела его чистый кабинет, я бы поверила, а так…
— Знаете, а у вас у самого чисто, — осторожно заметила.
Владлен Азаэрович окаменел. А в кабинете раздались ироничные, практически издевательские рукоплескания.
— Браво, Григорьева! — Мара Ядовитовна поднялась со стула. — Браво, я в восхищении. Лорд Вреднум, должна признать, что студентка Григорьева не первый староста чертового общежития, который высказывает претензии по условиям проживания студентов. Я тоже считаю, что черти излишне ленивы, неряшливы и склонны к актам вандализма.
И я сразу ощутила в кикиморе родственную душу, даже закивала согласно.
— Это расизм! — вставил свое веское слово собственно черт.
— Это констатация факта! — мило улыбаясь, прошипела кикимора.
— Достаточно! — урезонил всех ректор и, поднявшись, вынес свою резолюцию: — Требование студентки Григорьевой выполнимо.
Владлен Азаэрович бросил на меня такой взгляд, что я сразу поняла — мне конец.
— И домовые давно жалуются на чертовое общежитие, — продолжил ректор.
Глаза черта сузились, и стало ясно — домовым тоже конец.
— И мне сегодня легла на стол докладная от преподавателей факультета друидов, по поводу очередного использования вами дара инкуба на одной из студенток! И это притом, что Темный Властелин лично гарантировал вашу честность в данном вопросе!
Друидам теперь тоже светил недобрый такой конец.
— Что-нибудь еще? — холодно поинтересовался Владлен Азаэрович.
— На этом все, — миролюбиво завершил ректор. — Доброй всем ночи.
— Кошмарных снов, — прошипел декан.
— Отвратненьких, — отозвалась кикимора.
— Доброй ночи, — улыбнулась я лорду Вреднуму.
Тот кивнул. Вспышка белого дыма — и он исчез.
В тот же миг весь налет благожелательной сдержанности слетел и с декана, и с Мары Ядовитовны.
— Ну ты и дрянь! — прорычал черт.
— Нет, дорогой, — соблазнительно поправляя волосы, пропела кикимора. — Я просто умею оценить потенциал с первого взгляда. Григорьева прелесть, не так ли? — в улыбке мелькнули клыки. — Очень ответственная, правильно воспитанная, принципиальная прелесть. А еще у нее есть потрясающая черта — чертей ненавидит!
— Полюбит! — прозвучало угрожающе.
— Поверь, — Мара Ядовитовна сделала шаг к нему, — я очень, очень, очень хорошо знакома с Феоктиллой и лучше, чем кто-либо, знаю, каких взглядов придерживаются ее ученицы. Твоим чертям крышка, Владушка.
И все это словно меня вообще рядом не стояло. Ну, в общем, я решила больше тут и не стоять, поэтому мы с метлой осторожненько так двинулись к выходу, даже не реагируя на жаркий шепот кикиморы:
— Но если ты, мой сладкий, скажешь мне «да», все, абсолютно все может измениться в тот же миг…
Да, знакомые нотки, вот только домогаются тут как раз таки черта.
— Доброй ночи, — крикнула я, сматываясь из кабинета ректора.
Мне никто не ответил, но я даже не обиделась. Впрочем, на это времени не было — распахнулась дверь, из нее вышел взбешенный декан чертового факультета и, даже не глядя на меня, ушагал прочь с таким выражением лица, что мы с метлой к стенке прижались и сделали вид, что нас нет.
Не сработало, нас нашли.
— Умница, — когтистые пальчики пробежались по моим волосам, — просто умница, в этом общежитии давно пора было порядок навести.
Я нервно отшатнулась от кикиморы, но Мара Ядовитовна и бровью не повела, только почесала поганку на носу и добавила:
— Давай-ка спать, Григорьева, у тебя завтра сложный день — лекции, два практических занятия и один сплошной экшн.
— Экшн? — переспросила я.
Кикимора пожала плечами и тихо сказала:
— Ты же не думаешь, что он все так оставит? Завтра, девочка моя, постарайся ни в коем случае на глаза Владлену Азаэровичу не показываться, завтра он будет очень зол. Но перебесится, не впервой, и уже через два дня все снова будет тихо и спокойно. Относительно. Отвратных снов, Григорьева.
После этих слов Мара Ядовитовна тоже ушагала самой что ни на есть соблазнительной походочкой.
А мы с метлой полетели спать.
* * *
— Пора вставать, пора вставать, пора вставать! — орал кто-то противным голосом пьяного сатира.
Открываю глаза — потолок, угу. Поворачиваю голову — окно, распахнутое, на столе под ним продолжает вопить карта.
