И Моргот вынужден был отдать Унголиант все драгоценные камни, что он нес с собой — один за другим, и с большой неохотой; она же поглощала их, навеки забирая красоту камней у мира. Насыщаясь, она становилась все больше и темнее, но жажда продолжала терзать ее.
— Ты подаешь мне лишь одной левой рукой, — сказала тогда она. — Покажи-ка, что там у тебя в правой.
В правой Моргот крепко сжимал сильмарили, и несмотря на то, что те были заключены в хрустальный сосуд, свет их начал жечь его кожу, и рука задеревенела от боли. Но разжать ее Моргот не захотел.
— Нет, — сказал он Унголиант. — С тебя уже достаточно. Ведь только благодаря вложенной в тебя моей собственной силе ты смогла выполнить требуемое. А я более не нуждаюсь в тебе. Эти вещи ты не получишь и даже не увидишь — они отныне и навеки принадлежат мне.
Но Унголиант к тому времени стала значительно сильнее его, в том числе и благодаря отданной Морготом силе; и она опутала его в свою липкую паутину и попыталась удушить тьмой. Тогда Моргот страшно закричал, и крики эти эхом разнеслись в окрестных горах. В дальнейшем эти земли были названы Ламмот, ибо эхо криков Моргота до сих пор обитает здесь; любой громкий звук пробуждает его, и вся территория между холмами и морем оглашается многоголосым воем ужаса.
Вопль Моргота по тем временам был самым чудовищным звуком, что когда-либо раздавался на севере мира; задрожали горы, затряслась земля, и камни трескались напополам от этого шума. Крик был услышан даже в самых удаленных и богами позабытых местечках. Глубоко под обрушенными залами Ангбанда, в подземных пещерах, до которых Валар в спешке так и не добрались, встрепенулись балроги, до сих пор ожидавшие возвращения своего Повелителя. Они поспешно выбрались наружу и, пройдя через Хитлум, добрались до Ламмота, подобные сгусткам пламени. Своими огненными хлыстами они вмиг разметали паутину Унголиант, и та, испугавшись, бросилась наутек, выпуская за собой черный дым, призванный прикрыть отступление.
Бежав с севера, она оказалась в Белерианде и поселилась там под Эред Горгорот, в темной долине, названной впоследствии Нан Дунгортеб — Долиной Ужасной Смерти, из-за того кошмара, что она там развела. Ибо в той долине обитали иные паукообразные чудовища, бежавшие некогда из Ангбанда. Она скрещивалась с ними и поглощала их; и даже после того, как сама Унголиант ушла из этой местности на неизведанные южные просторы, потомство ее еще долго обитало там и оплетало все окрест своими жуткими паутинами. О дальнейшей судьбе Унголиант ничего наверняка не известно. Некоторые утверждают, что она давно уже сгинула, пожрав однажды в своей неутолимой жажде самое себя.
В конечном счете, мрачные опасения Яванны, что сильмарили будут поглощены и обращены в ничто, не оправдались; но они по-прежнему оставались во власти Моргота. Последний, спасшись от Унголиант, вновь собрал всех своих прислужников, каких только сумел разыскать, и привел их к руинам Ангбанда. Здесь он восстановил и углубил свои обширные подземелья и катакомбы, а над ними воздвиг тройной пик Тангородрим, постоянно испускавший тяжелый, черный дым, кольцами вившийся вокруг его вершин.
И темные полчища чудовищ и демонов Моргота стали расти и множиться в недрах земли под Ангбандом, так же, как и выведенная им давным-давно раса орков; и над Белериандом нависла черная тень. А Моргот тем временем выковал себе здоровенную железную корону и провозгласил себя Повелителем Мира, в подтверждение этого вправив в корону сильмарили. Руки его в процессе оказались дочерна сожжены освященными кристаллами, и навсегда такими остались; боль от ожогов постоянно мучила его и приводила в ярость. Корону Моргот носил не снимая, несмотря на то, что огромный вес ее стал вскоре трудно переносим.
Лишь один только раз покинул он свое царство на Севере, да и то ненадолго, и втайне; и оружие за все время своего правления он брал в руки лишь однажды, предпочитая править, не покидая трона.
Гордость Моргота, таким образом, была ущемлена еще сильнее, чем во времена его правления в Утумно, и жгучая ненависть кипела у него внутри; в своем темном царстве, окруженный приспешниками, которых он учил своей злобе, он окончательно растратил свою душу. Однако могущество Моргота, как одного из Валар, еще долгое время оставалось при нем, и всех, за исключением разве что сильнейших, охватывал при виде его безудержный страх.
***
Узнав о том, что Морготу удалось бежать из Валинора и уйти от преследования, Валар еще долго сидели во мраке на своих тронах в Кольце Судеб, и Майяр с Ваньяр стояли рядом с ними, рыдая от горя. Но большая часть нольдорцев вернулась в Тирион, где стала оплакивать затмение своего чудесного города. Сквозь ущелье Калакирья ползли в него холодные туманы с моря, окутывая башни города и затмевая огни на башне Миньдон, и тусклое их мерцание казалось слабым и безжизненным.
И тут в городе неожиданно объявился Феанор, призвавший горожан на королевский двор, что располагался на вершине Туны; и так как запрет на появление в Тирионе с него еще не был снят, он тем самым нарушил волю Валар. Послушать, что он имеет им сказать, пришло великое множество народа; и склон холма, и лестничные пролеты, и улицы, карабкавшиеся на вершину, вскоре оказались заполонены и залиты светом факелов, которые каждый нес в руке.
Феанор был очень искусным оратором, и речь его, произнесенная в тот день перед Нольдор, запомнилась им надолго. Яростными и лаконичными были его фразы, исполненными злобой и гордыней; они пробудили в нольдорцах настоящее безумие. Гнев и ненависть Феанора были, в основном, направлены против Моргота, но на все его суждения, как это ни печально, более всего повлияла именно его ложь. Помимо этого, Феанор был все еще разъярен и опечален смертью своего отца и похищением сильмарилей. Он требовал признать его наследником королевского престола Нольдор вслед за Финве, и пренебрежительно отзывался о решениях и предписаниях Валар.
— Почему, ответь мне, нольдорский народ, — вскричал он, — почему мы должны и впредь служить завистливым Валар, которые не в состоянии уберечь от Врага ни нас, ни даже своего собственного царства? Да, сейчас мною движет возмездие, но я бы в любом случае не захотел и дальше жить в одной стране с родней убийцы моего отца и похитителя моих сокровищ. Я, впрочем, не думаю, что я единственный из нольдорцев обладаю смелостью и отвагой. Разве не потеряли вы все своего Короля? А что еще вам терять, если все ваши владения заключены лишь в этой узкой полоске земли между горами и морем?
Здесь некогда был свет, в котором Валар отказали Средиземью, но теперь тьма уравняла все. Станем ли мы продолжать вести свою скорбную и бездеятельную жизнь здесь, словно народ-тень, охотящийся за призраками в тумане, роняя бесполезные слезы в темные воды равнодушного моря? Или же вернемся на нашу родину? Как сладко журчали воды Куивьенен под безоблачными звездными небесами, и как была широка и безгранична простирающаяся вокруг земля, так и ждущая прихода свободных народов. И эта земля ждет именно нас, безрассудно покинувших ее некогда. Так уйдемте же отсюда! Пускай этот город остается трусам!
