С ним никто не хотел играть, и он был ужасно одинок. Каждый день ему задавали трепку — так, на всякий случай.
Тенгель вздохнул. Он боялся посмотреть на новорожденного, боялся увидеть его ужасное лицо, найти сходство с Ханной и Гримаром, и желтые глаза — первый признак проклятья.
Ребенок был укутан одеялом, и Тенгель увидел только черные спутанные волосенки. Это был плохой знак.
Подойдя ближе, взглянул на злое личико плачущего младенца. Осторожно отвернул край одеяла. Господи, какие широкие плечи. Ребенок был очень большой. Да, малыш был похож на Тенгеля, но отец не нашел в нем страшных признаков рода. Почувствовав тепло отцовской руки, малыш успокоился и перестал плакать. У кого же еще этот беспомощный комочек мог найти защиту, как не у отца?
Тенгель взял сына на руки. В комнате стало тихо. «Вот мой сын, — немного удивленно подумал Тенгель. — Как бы ты не выглядел, я люблю тебя и никогда не брошу».
Наконец, малыш открыл небесно-голубые глазенки и снова заплакал. Но Тенгель уже увидел все, что хотел. Голубые глаза, красивое личико — его точная, но не обезображенная копия. И облегченно вздохнул.
— Силье просыпается, — сказал кто-то.
С ребенком на руках Тенгель присел на край кровати. Он не верил своим глазам. Силье очнулась и со стоном пошевелилась.
— Милая Силье. — Он снова вспомнил свою всеми покинутую мать и решил окружить жену заботой и вниманием. — Все хорошо, моя дорогая. У нас чудесный маленький сын. И я очень люблю вас обоих.
Мимолетная улыбка промелькнула на лице Силье. Она попыталась открыть глаза, но не смогла.
— Все произошло так внезапно. Я даже не успела сообщить тебе.
— Ты никогда не могла правильно рассчитать время, — растроганно произнес он. — И застала нас всех врасплох.
— Мне холодно, — прошептала Силье.
Дитя уложили в колыбель, и малыш снова расплакался. Тенгель обнял жену. Акушерка укрыла роженицу потеплее. Шарлотта принесла горячую воду. Тенгель позвал Суль. Он отдавал команды, согревая руками Силье.
— Найди окопник аптечный. Да побольше. Немного крапивы и манжетки. Нашла? Хорошо. Теперь желуди. Нет? Ладно. Неси боярышник и можжевеловую ягоду. Все готово?
— Да.
— Отлично. Фрекен Шарлотта поможет тебе сделать настойку.
Силье пила долго. Во рту все пересохло, язык прилип к небу.
Постепенно к ней возвращались силы. Она даже взглянула на ребенка. Потом взяла Тенгеля за руку.
— Знаешь, я даже боялась придумать ему имя. Может, назовем его в честь твоей матери?
— Совсем необязательно. Мы уже назвали в ее честь Лив. Ведь ее звали Лине.
— Хорошо, пусть так. А твой отец?
Тенгель потемнел лицом.
— Я не знаю его имени и не желаю, чтобы ребенок был назван в его честь. А как звали твоего отца?
— Арнгрим.
— Да, тяжеловато. Может быть Аре? Или Хаворн?
— Тогда уж пусть лучше будет Аре.
— Силье, он не отмечен…
— Как здорово! Надо посадить еще одно дерево.
— Ага, — засмеялся Тенгель. — Лучше уж сразу несколько. Тогда получится настоящая большая липовая аллея…
Он был на седьмом небе от счастья и в глубине души благодарил Суль за то, что тогда она отняла у него порошок. Ведь он чуть было не…
Девочка стояла рядом, и он как никогда раньше почувствовал, насколько они близки.
— Все могло случиться, — сказал он Суль. Та покачала головой:
— Ханна сказала, что вы с Силье станете знамениты. Ты уже известен, а она еще нет.
— Так ты знала, что Силье будет жить долго?
— Так сказала Ханна. — А для Суль Ханна была больше, чем богом.
— Почему ты ничего не сказала? Ты же знала, как я боялся за Силье.
— А ты бы поверил мне? Или Ханне?
Тенгель промолчал. Борьба с Ханной всегда была борьбой за престиж. Но в глубине души Тенгель очень уважал ее.
У Силье началась родильная горячка. Пришлось снова позвать лекаря.
— Ну что ж, — сказал заслуженный ветеран, — роды были очень тяжелыми. У твоей жены, Тенгель, больше никогда не будет детей!
— Это точно? — переспросил Тенгель. Вошла Шарлотта и унесла новорожденного на кухню.
— Ты же сам знаешь, каковы последствия родильной горячки! Как бы вы не старались, это совершенно исключено. Нет и еще раз нет! Но от горячки мы ее вылечим.
И он пошел перекусить и выпить вполне заслуженный стаканчик. Новоиспеченные родители, улыбаясь, поглядели друг на друга. Вряд ли другая семейная пара восприняла бы это печальное известие с такой радостью!
— Устроим оргию, — шепнул Тенгель.
— На всю ночь, — отвечала Силье.
— На всю жизнь, — добавил муж.
Однажды, обсуждая с Тенгелем ход дел на усадьбе, вдовствующая баронесса начала жаловаться:
— Знаете, господин Тенгель, столовую нам хорошо бы украсить золотистыми обоями из тисненой кожи. Посмотрите на эти стены. Они просто ужасны. А у нас, в Норвегии, никто не умеет выделывать кожу. Надо ехать на континент. Те обои, что можно достать здесь, такие скучные. Господи, как же тяжело жить! Наверно, старею. Начинаю всего бояться.
Она напрасно ждала комплементов от Тенгеля; тот думал о своем.
— Может, Силье научится? Ваша милость, верно знает, что у нее талант к такой работе. Да ей и самой хочется чем-то заняться. А домашнюю работу она просто ненавидит.
Баронесса обрадовалась:
— Да, конечно. Силье! Я всегда ей говорила, что домашняя работа — не для нее. Как она?
— Спасибо. С каждым днем чувствует себя все лучше. Щеки уже порозовели.
— Вот и хорошо. А малыш?
— Хороший парень. Силье возится с ним с утра до вечера.
— Да, вам повезло. Только знаете — выделка кожи слишком тяжелая и опасная для нее работа — всякие там кислоты, физические нагрузки. Но вы подсказали мне хорошую мысль. В других домах я видела расписные обои ручной работы Это сейчас так модно. Эта работа как раз для Силье! Я найму вам двух девушек для помощи по дому. Чтобы ваша жена не истязала себя уборкой и приготовлением еды. Другие сделают это лучше нее. Мы должны беречь Силье.
— Да, — кивнул Тенгель.
— И потом, у меня будут обои лучше всех, — улыбнулась вдова.
— Как дела с учебой? Дети ведут себя хорошо?
— Шарлотта говорит, что они такие умные, каждый по-своему. Суль иногда нервничает и халтурит, у нее явно не хватает терпения. Но все очень стараются.
Баронесса подошла поближе к Тенгелю и заговорщически прошептала:
— Правда, Даг замечательный мальчик?
— Да. С ним никаких проблем. И не…
— Мы должны войти в положение Суль. Ведь она вообще очень добрая. И нам с ней всегда хорошо.
— Да, она будет предана вам до конца. Но в ней много такого, с чем она мужественно борется.
— Если я вас правильно поняла, то вы тоже были трудным ребенком.
— Да, верно.
