Я присоединился к старику Кнейту, который с нескрываемым удовольствием подслушивал под дверью, и смог по достоинству оценить полемический пыл отца. Особенно мне понравилось, как Хумха поступал в тех случаях, когда книга была ему незнакома. Он безапелляционно заявлял, что автор, чье презренное имя ему неизвестно, безусловно, не мог написать ничего достойного. А тот факт, что книга чем-то приглянулась его непутевому сыну – то есть мне, – неопровержимо доказывает, что там содержится откровенная чушь, поэтому читать ее совершенно не обязательно, и так все ясно.
Полчаса спустя я решил, что вполне могу вернуться к делам. На цыпочках пересек коридор и с колоссальным облегчением вышел на улицу. Жизнь понемногу начинала казаться мне более-менее терпимой процедурой. Книг у меня, хвала Магистрам, много, а отец только вошел во вкус.
Мрачные детишки по-прежнему сидели на том же месте. Некоторое время я их внимательно разглядывал, потом решительно отвернулся – в конце концов, у них наверняка есть родители, вот пусть и беспокоятся, какое мне дело – и пошел дальше, дав себе слово при случае непременно выяснить, кто живет в доме из лилового кирпича на углу Большой Королевской улицы и Сырого переулка и все ли у этих людей в порядке.
Когда я говорю “при случае”, это обычно означает, что таковой случай будет создан в ближайшее время, причем, скорее всего, моими собственными руками – хотя всякое, конечно, бывает. Однако на сей раз меня отвлекли. В первом же трактире, куда я зашел, приняв облик милой леди средних лет, закутанной в полупрозрачное от ветхости лоохи, вдруг обнаружился Джамис Прёк, бывший послушник Ордена Стола на Пустоши, знаменитый не столько своимимагическими деяниями, сколько пристрастием к карманным кражам.
Вообще-то гоняться за карманниками – обязанность полицейских. Но Джамис Прёк – о, это был совсем особый случай. У него имелась одна любопытная склонность, своего рода изюминка: он обожал красть у людей их последние деньги. Я имею в виду, самые последние, без которых – хоть в петлю. То есть жалкая горсть из кармана бедняка всегда привлекала Джамиса гораздо больше, чем дюжина туго набитых кошельков из сундука зажиточного горожанина. Некоторый шанс стать его жертвой был лишь у тех богачей, которые способны искренне страдать от самой ничтожной финансовой потери; вопреки общепринятому мнению столь трепетное отношение к собственности среди богатых людей большая редкость, хотя, конечно, чего только не случается.
То есть Джамисом руководила не алчность, не нужда и даже не азарт, а страсть к мучительству. Люди с подобными склонностями обычно становятся убийцами, работорговцами в Куманском Халифате или мелкими государственными чиновниками, однако и на своем скромном месте парень старался как мог, себя не щадил, других – и подавно – целеустремленный юноша, ничего не скажешь. И ведь добился своего, сеял куда больше горя и страданий, чем все прочие городские карманники, вместе взятые. При этом, что самое замечательное, возиться с его поимкой полицейские ленились. Дескать, все равно за такую мелочевку его больше чем на год в Нунде не запрешь, да и награды от пострадавших не дождешься – ну и какой тогда смысл возиться?
Поэтому мне пришлось взять дело в свои руки. Ядовольно быстро собрал достаточно фактов, чтобы упечь Прёка за неоднократное намеренное доведение до самоубийства, а за такое дело у нас можно огрести похлеще, чем за применение магии двухсотой ступени на центральной площади столицы. То есть теперь мне оставалось только изловить гаденыша, и тут – пожалуйста, вот он, собственной персоной, еще и к карману моему подбирается, болван несчастный, то-то я сейчас развлекусь, даже жаль его немного.
Развлечение и правда вышло знатное, к тому же в Мире не так много преступников, чьи дела я принимаю близко к сердцу, и поймать одного из них самолично было чрезвычайно приятно. Так что в сумерках, после того как мы с Джуффином закончили допрос и отдали жалкие остатки моей добычи ребятам из Канцелярии Скорой Расправы, я на радостях отправился в “Герб Ирраши”, придав себе облик изможденной старухи, достаточно отталкивающий, чтобы никому в голову не пришло нарушать мое уединение.
Настроение у меня было самое благодушное. Янамеревался тихо отпраздновать свою маленькую победу в обществе превосходных иррашийских десертов, перевести дух и через час вернуться к делам. Но не тут-то было.
Когда в трактире появился призрак Хумхи, у меня еще оставалась слабая надежда, что он меня не узнает. От меня даже Джуффин шарахнулся, когда я покидал Дом у Моста, спросил: “Кофа, а вы, часом, не перегнули палку?” – в его устах это наивысшая похвала. Но отцовское сердце не подвело, призрак метнулся ко мне и завопил: “На кого ты стал похож?! Что с тобой сделали, сынок? Тебя заколдовали? Я знал, что это добром не кончится!”
Публика таращилась на нас во все глаза, поэтому пришлось бросить деньги на стол и спешно покинуть трактир. Хумха устремился следом, провожаемый дружным визгом завсегдатаев “Герба Ирраши”. В столице Соединенного Королевства почему-то считается хорошим тоном бояться призраков, так что никто не потрудился держать себя в руках.
Пришлось отправляться к Горбуну Итуло, где каждому посетителю выделяют отдельный кабинет и не задают никаких вопросов, кроме одного: не требуется ли добавка? Туда не только с безобидным, хоть и шумным сверх меры призраком отца можно заявиться – если бы мне пришло в голову отпраздновать День Середины Года в компании двух дюжин только что воскресших мертвецов, которые наотрез отказываются оставаться на кладбище, я бы повел их прямиком к Итуло, куда ж еще?
Впрочем, оживших мертвецов сюда, насколько мне известно, никто не водил, зато молодой Король еще при жизни отца проложил себе Темный Путь в дальний кабинет этого трактира, и правильно, надо же ему где-то по-человечески ужинать; в комнате у входа, по моим сведениям, частенько пировал в одиночестве старшина портовых нищих, а в большом зале для многолюдных компаний собирались то молодые Магистры Ордена Семилистника, то тайком вернувшиеся в столицу мятежники – и, заметьте, никто никому никогда не мешал.
Сам я частенько заходил к Итуло, и не только потому, что после принятия Кодекса Хрембера Горбун до последнего своего дня оставался лучшим поваром Соединенного Королевства; старые умельцы из Семилистника и хитрюги из закрытого Кулинарного клуба не в счет, они-то продолжали использовать для готовки магию высоких ступеней, а Итуло обходился двумя-тремя дозволенными. Но дело, повторяю, было не только в моем трепетном отношении к его поварскому искусству. Для того, кто умеет подслушивать не только обычную болтовню, но и Безмолвную речь, не говоря уже о чужих мыслях, этот трактир был бесценным сокровищем. В уединении люди всегда дают себе волю, причем, когда удается комфортно устроиться на чужой территории, к примеру в трактире, человек, как правило, расслабляется куда больше, чем в собственной спальне, – вот ведь парадокс. Поэтому добрую половину полезныхчужих тайн я узнал именно у Итуло, в ожидании очередной перемены блюд. До сих пор жалею – не столько о том, что хозяин заведения с какого-то перепугу вдруг повадился готовить и подавать клиентам паштеты из человечины, сколько о том, что присутствующий здесь сэр Макс об этом быстро пронюхал и прикрыл лавочку.[9] Очень я был на него сердит, хотя виду, конечно, не подавал. Окажись я на его месте, постарался бы замять дело, но что было, то прошло, и я уже почти примирился с этим прискорбным обстоятельством.
