– Конечно! Значит, у нас есть еще что-то общее. Имя. А, может быть, и еще что-нибудь?
– Да, мне кажется, – ответила она, сейчас задумчиво и серьезно. – Склад характера. Одиночество.
– Неужели ты одинока?
– Это можно сказать обо всех в большей или меньшей степени. Мне кажется, что твое и мое одиночество достаточно велико. С самого детства мы чувствуем себя немного чужими в этом мире. Не так ли?
– Да, совершенно верно.
Он казался таким счастливым, разговаривая с ней, что она почувствовала прилив вдохновения.
– И я могу ощутить твое одиночество, как нечто осязаемое. Оно… бесконечно!
– Ты совершенно права, Криста. Он произнес «Криста», и на душе у нее стало тепло и радостно.
– А знакомо ли тебе чувство какой-то неприкаянности? – спросила она.
– Тоски? Чего-то, что ты не можешь определить, не понимаешь?
– Именно! Но сейчас я ощущаю это не так сильно.
– И я тоже.
Они помолчали. Потом она немного боязливо спросила:
– Линде-Лу, ты не должен думать, что я…
– Я и не думаю. Я просто рад, что ты пришла. Очень рад. Мы друзья, правда?
– Да, я тоже чувствую это. Ты единственный, с кем я могу поговорить здесь в приходе. Я знаю, что ты понимаешь меня!
– Прекрасно, – прошептал он.
– Но послушай… Можно еще спросить?
– Ты можешь спрашивать меня обо всем, что хочешь.
Он поднял с земли два камешка и перекатывал их в ладонях.
– Эта баллада… А он не был наказан, тот, кто сделал это? С твоими младшими братом и сестрой?
– Нет, он исчез.
Исчез? Она что-то слышала о том, что какой-то человек исчез. Кто же это был? Она услышала об этом вскоре после того, как они с Франком переехали сюда.
Нет, она не могла вспомнить имя.
Теперь она очень осторожно спросила:
– Но это правда, что… малыши похоронены в лесу? Неужели их никто не перезахоронил? На кладбище?
– Нет. Я был тогда в таком… отчаянии и настолько потрясен, что не хотел говорить, где они лежат. А потом никто и не спрашивал.
Криста опустила голову.
– Им, должно быть, страшно одиноко.
– Хочешь посмотреть, где их могилы? Я их еще никому не показывал. Она подняла глаза.
– Да, конечно! Спасибо! Но, Линде-Лу, я взяла с собой слишком много еды, думала, что проезжу на велосипеде целый день. (Ложь, шитая белыми нитками.) Будь добр, забери эту еду себе, чтобы мне не тащить ее назад.
Чуть помедлив, он взял сверток с едой, который она протянула ему и отнес его в дом.
Пока его не было, она посмотрела на чайку.
– Вижу, что ты присматриваешь за мной. Но знай: здесь я в безопасности.
Линде-Лу снова вышел из дома и показал ей дорогу, ведущую к лесу. Она легко шла за ним и смотрела на его узкие бедра и широкие плечи. А шагает он, как лесоруб. Совершенно неотразимо! Может быть, бедра у него чересчур тощие, руки – слишком жилистые, а шея – жалкая и тонкая. Одежда поношенная, порванная в нескольких местах, шерстяной свитер надет поверх когда-то белой рубашки, сермяжные брюки заправлены в старые сапоги.
Криста вдруг мгновенно убедилась в том, что она женщина, это было новое ощущение. Когда Петрус Нюгорд пытался изнасиловать ее, она была холодна, как лед. Робкие ухаживания Абеля заставляли ее чувствовать себя ребенком.
Но сейчас все было по-другому! И ее немного напугала собственная реакция. Он ни за что на свете не должен был ни о чем догадаться!
Они молча шли по узкой, едва заметной тропинке. Конечно, он хорошо знал дорогу. Криста время от времени наклонялась и собирала анемоны.
Какое удивительное настроение, думала она. Мы вне мира, вне всего. В колдовском лесу, далеко, далеко от остальных людей.
Только мы: Линде-Лу и я…
От земли шел сильный запах просыпающейся весенней почвы, ростков, которые скоро пробьются к жизни. Лес вокруг был тих. Только два звука, были здесь, и нигде больше. Приглушенный шорох падающих веток, тихое шуршание невидимых зверей, какая-то птица попыталась запеть – немного нервно, но путники вспугнули ее в ее владениях.
Лес стал светлее, его сменило пастбище.
Линде-Лу остановился. Покрытая травой ложбинка, на ней небольшой холмик. Высокий можжевельник и белые березки вокруг. А за ним вновь продолжался темный лес.
– Красивое место ты выбрал, – тихо сказала она.
Куча старых веток и мелкого валежника рядом говорила о том, что он бережно ухаживает за этим клочком земли. Два небольших холмика, покрытых травой, указывали на могилы. Никаких крестов.
Она разделила цветы на два букета и положила их на могилы.
– Я могу найти лютики и посадить их здесь, – тихо предложила она. – Или фиалки, или какие-нибудь другие цветы. Может, ты хочешь, чтобы я позаботилась о похоронах? Чтобы их перезахоронили?
– Не знаю, – сказал он. – Может быть. Но не теперь.
Казалось, он хотел оставить своих младших брата и сестру около себя. Своих единственных родственников.
– Может, стоит сделать два креста? – спросила Криста и подошла к куче хвороста, чтобы найти что-то подходящее.
– Нет, не тут, – сказал он. – Эти ветки не подходят. Посмотрю, может, найду что-нибудь дома. Она кивнула.
– А кто где?
– Это могила моей сестры. А здесь лежит братишка.
Кристе вдруг захотелось погладить Линде-Лу по щеке. Но она не посмела. Не знала, понравится ли ему это. А вдруг рассердится? Ведь он так долго жил один.
По полянке гулял легкий холодный ветер, он словно бы напоминал, что весна еще только начинается. Криста слегка поежилась, но не столько из-за ветра, сколько от того особого настроения, которое возникло между ними у могил его сестры и брата. Они были – словно одно целое, Линде-Лу и она, настолько хорошо они понимали друг друга. И они как будто были частью природы, так ей казалось. По правде говоря, это чувство немного пугало ее, хотя и было прекрасно. Словно над поляной повис крик невероятного, непостижимого отчаяния, она почти не могла дышать, а из глаз готовы были хлынуть слезы. Ей пришлось заставить себя подумать о чем-то другом, чтобы ее душа не разорвалась на части от немого крика, рвущегося со всех сторон.
Наконец она снова могла дышать нормально. Линде-Лу за все это время не произнес ни слова, трудно сказать, заметил ли он ее боль. Криста подозревала, что он и сам чувствовал нечто подобное, ведь они были так похожи.
Они немного постояли у могил, задумавшись. Криста решила, что ей следует рассказать обо всем священнику, чтобы малыши смогли лечь в освященную землю.
– Линде-Лу, – задумчиво произнесла она. – Ты знаешь, об этой трагедии сложили балладу. Но в приходе об этом почти не говорят. Мне показалось, что люди не знают, что ты живешь где-то рядом.
Он грустно улыбнулся.
– Верно. Этот хутор в другом приходе. Я просто работал там какое-то время.
