Его слова что-то проделали-таки с девушкой. Ярость на её лице поблекла, и, сбросив волосы с лица, она уставилась на отца с тенью размытого недоверия.
— Ты никогда бы… — начала невнятно, но голос её не мог похвалиться уверенностью.
— Я готов, — заявил отец, не собираясь отступаться.
Он поднял взгляд на захватчика. Пелл стоял, вздев сжатые кулаки, словно только ожидая повода для атаки. Но момент овладения самкой пришёл и ушёл, а мужчина бездействовал.
— Уверяю тебя, Пелл, ты можешь увести мою Меддали вниз по садовой дорожке, но мои деньги не последуют за ней. Ни сейчас, ни когда-либо. Ты отказался уже от одной женщины с ребёнком, бросив их. И это в моих глазах служит тебе лучшей мерой. Навсегда. Я взвесил, чего ты стоишь. И если у моей дочери есть хотя бы крупица здравого смысла своей матери, она сделает так же. Идём со мной, Меддали.
И всё на этом. В смятении кот низко зашипел. Они не набросились на самца-захватчика, не убили и даже не избили как следует. Он захлестал хвостом в отчаянии от расстройства, но потом успокоился. Вызов. Провокация может послужить ключом.
Она думает, ты — трус. Они все думают, что ты — трус. Они уходят прочь, а ты бездействуешь. Ничего не делаешь. Ничего. Они правы. Ты трус. Ты всегда был трусом.
— Меддали! — взревел вдруг Пелл и, спотыкаясь, заковылял вперёд в пьяном задоре.
Отец той крепкой хваткой сжал руку дочери и подтолкнул её продолжить шаг, не останавливаясь. Глянув через плечо, девица деланно возопила:
— Пелл! Ох, Пелл!
Но люди её отца как раз подступили ближе к злополучной жертве. Легко опрокинули мужчину на землю. Из тени за ними наблюдал Мармелад, расширив и без того большие голубые глаза. Но те заигрывали с Пеллом, словно с мышью. Когда он было привстал, его вновь столкнули назад со смехом и болтовнёй. Но игра была не столь хороша, как у самого Мармелада с пойманными ранее крысами. Спихнутый уже в пятый раз в лужу грязи, Пелл всё ещё бубнил ругательства, уползая на карачках в темноту. На краю таверного крыльца он завалился на бок и как куль покатился по земле. Парни переглянулись.
— Нет, — проговорил один. — Он готов, Белл, пускай проваливает. Его шкура не стоит убийства.
Кот не разделял людского мнения. Он по-прежнему держался того же места, где и был, обдумывая теперешние шансы против самца. Но вдруг вспомнил, что человек гораздо быстрее, чем кот поначалу о том думал. Мармелад напомнил себе, и слишком явственно, сколь дикая хватка пружинила руки мужчины, перехватывавшие кошачье тело. Нет. Должен существовать лучший выход.
Кот выбрался из укрытия тени. Мужчины исчезли из виду вверху улицы. Он двинулся туда, где калачиком свернулся Пелл, и присел на землю вне его досягаемости. Громогласно взвыл, покуда мужчина не обнажил лицо, уставившись на него.
Трус.
Человек только воззрялся на него, широко распахнув глаза.
Вставай же. Следуй за ней. Сражайся с ними.
— Вали отсюда! Проклятое уитово отродьё!
Кот разглядывал его мгновением дольше. Потом, вскочив, бросился на человека с резким шипением, приятно удивлённый видом того, как Пелл испуганно прикрывает лицо руками. Нет, подумал он, удаляясь рысью. Этот самец и в самом деле слишком труслив, чтобы отважиться на то, что следовало бы сделать. Коту придётся подыскать другой путь.
Женщина была пьяна, и оттого тащилась еле-еле, то и дело кренясь из стороны в сторону. Вдобавок к тому — шумно рыдая и размазывая слёзы. Неудивительно, что кот лёгко нагнал их. Ночная темнота с каждым шагом становилась всё глубже и глубже, даже собаки, и те покрепче проваливались в сон; никем не замеченный Мармелад молнией пронёсся к самому центру дороги. Он следовал по пятам за людьми, пока те спускались к лодке, стоящей в гавани. Коту не по душе было выбираться на деревянную пристань: доски располагались с бо'льшим сдвигом, — по ходу человека, но не кота. Однакож это не помешало ему тихой тенью, уверенно и твёрдо, подбираться к своей цели. Люди наконец вышли к лодке, пропитавшейся больше запахом пшеницы, нежели рыбы. Один из мужчин, взяв женщину на руки, перекинул ту на лодку, установив как куклу на палубе. Согнув голову и плачевно хныкая и распуская сопли, она сползла по бортику, словно рыба без костей. Из темноты вышел сторож, приветствуя путников.
— Это всего лишь мы. Принесли Меддали обратно.
Недолгое совещание, и одного из людей услали разбудить кого-то ещё. Другая женщина, оступаясь спросонья, вышла на палубу. Кот задался вопросм, знают ли мужчины, насколько раздражена та тем, что ей навешивают заботу о пьяной девице. Но она, не молвя ни слова против, приняла-таки ношу, подтаскивая самку на ноги и уволакивая вниз, в корабельную каюту, по коротким мосткам. Кот тенью последовал за нею, никем незамеченный.
Женщина завела девчонку в маленькую комнатушку и усадила на узкую кровать. Стащив башмаки с ног, толкнула спиной на постель, накидывая поверх одеяло.
— Проспись как следует, — пробормотала под нос, затем перегнулась через задремавшую, чтобы приоткрыть иллюминатор. — Свежий воздух пойдёт тебе на пользу, — добавила она и ушла затем, притворяя за собой дверь. Ненадолго за переборками вновь зашумели; откуда-то донесся грохот мужских сапог, потом бормотня разговора.
Когда на лодке всё наконец улеглось, кот проворно спрыгнул к койке. Ткнулся мордочкой в лицо спящей. Та даже не пошевелилась. Кот склонился ближе, чуть-чуть покусывая девушку за щёку, как обычно проделывал то с Розмари, пытаясь разбудить женщину, — вытребывая утренней кормёшки. Пробормотав что-то неразборчивое, девица отвернула лицо. Её изящная шейка белела в свете фонаря, что просачивался из небольшого проёма иллюминатора.
В том, что случится, нет места игре. Не говоря уже о забаве.
* * *
Розмари прилегла рядом со своим малышом, но не решалась заснуть. Голова гудела, истощённая до предела, так что ночь она провела в состоянии, равно далёком и ото сна, и от того, что можно назвать бодрствованием. Она воспряла прежде, чем рассвет коснулся горизонта, отказываясь от самой мысли, что утреннее «кукареку» так и не раздалось. Розмари позволила огню погаснуть, и в том была какая-то жуткая странность — поднявшись, осознать, сколь бесполезна привычная рутина. Мармелад так и не вернулся. Сердце поражённо забилось, когда до неё дошло, кого не хватает в доме; она надеялась, что кот не сбежал куда-нибудь в уголок умирать; и ещё одна мысль мелькнула в голове: что, может, это последнее и к лучшему, будь оно так. Обездоленный, как и она сама теперь… кто даст ему, смилостивившись, приют и кров?
