Я сделала пару робких шагов и остановилась, с трудом справляясь с учащенным дыханием.
— Подними голову, хатун, не бойся, — сказала валиде, и я послушалась.
Мой взгляд встретился с его взглядом. Я застыла как вкопанная, не в силах повернуть головы. В это мгновение, которое мои внутренние часы словно растянули на целый день, я забыла и о беременной сопернице, и о завистливых пересудах, и об умирающей с тоски в лазарете подруге, и даже о том, что стою в своих новых шикарных покоях.
— Дай руку, Рамаль, — сказал падишах, раздевая меня взглядом, отчего меня тут же бросило в жар.
Я протянула ему правую ладонь, не в силах унять волнительную дрожь в пальцах. Он достал из кармана своего кафтана черную шкатулку, покрытую лаком, открыл ее, и я увидела на красной бархатной подкладке широкий золотой перстень с огромным рубином в форме восьмиконечной звезды.
Джахан ловко извлек его из шкатулки и быстрым движением надел на мой средний палец. На удивление, кольцо оказалось мне впору. От прикосновения холодного металла я вздрогнула, а затем подняла влажные и благодарные глаза на падишаха.
— Он прекрасен, мой повелитель! — робко промямлила я, не зная, что в таких случаях делать: то ли падать на колени и целовать подол его кафтана, то ли целовать руку, что даровала мне эту драгоценность, то ли просто присесть в реверансе.
Мысли путались, как клубок ниток, с которым решил поиграть шаловливый котенок. Я была поражена красотой подарка и не могла скрыть восхищенной улыбки — ни дать ни взять «дурочка с переулочка». Олег мне даже булавки никогда не дарил, а тут целое состояние в одном перстне, который своей красотой затмевал все вокруг.
— А эти подарки тебе от меня, хатун, — заговорила валиде, отойдя в сторону и открыв моему взору большой добротный сундук, наполненный самыми дорогими тканями всех цветов, — ты принесла нам добрую весть, к тому же ты теперь любимица падишаха, не пристало тебе ходить, как простой девке. Сегодня же пришлю к тебе портниху, пусть сошьет достойные взора повелителя наряды.
Я поцеловала ее протянутую сухощавую руку, на которой красовалось несколько колец и перстней, и присела в реверансе.
— Что ж, обживайся. Нам пора, — Джахан притянул меня к себе и нежно коснулся губами моего лба, заставив зажмуриться от подступившей нежности и предвкушения грядущей ночи.
— Благодарю вас за оказанную милость.
Падишах первым скрылся за дверью, а валиде, уже практически переступив через порог, вдруг обернулась и строго сказала:
— Я надеюсь на твои разум и воспитание, хатун. Мне не нужны в гареме склоки и скандалы. Дэрья Хатун теперь на особом положении. Ты обязана высказывать ей свое почтение и уважение. Но лучше бы вам не встречаться. Поняла?
Злость и досада сковали меня изнутри, заставив напрячь все мышцы, как перед схваткой, но я все же совладала с эмоциями и, приподняв в улыбке уголки рта, ответила:
— Да, валиде. Авторитет матери будущего шахзаде непререкаем. Вы можете не волноваться, я знаю свое место.
Она удовлетворенно кивнула, расслабив лоб и улыбнувшись мне глазами. Все правильно, Лекси. Все правильно. Никаких скандалов. Тихо и планомерно выживать змею из ее гнезда — вот мой план.
— Хорошо. Можешь взять себе в качестве помощницы любую девушку. Тебе теперь это положено по статусу, — бросила мне напоследок валиде и скрылась за дверью.
Как только за матерью и сыном закрылись двери, я окинула быстрым взглядом свое новое жилище. Оно было меньше по размеру, чем комната Дэрьи Хатун, но гораздо уютнее и богаче обставлено. На полу лежал мягкий ковер из светлой верблюжьей шерсти с выбитым рисунком в виде кустовых алых роз. За вырезанной из красного дерева ширмой на каменном возвышении и под сенью тяжелых гобеленовых штор балдахина скрывалась высокая кровать. Темно-зеленые, почти болотного цвета шторы с выбитыми на них золотыми оливковыми деревьями как нельзя лучше подходили под ярко-желтый, слепящий цвет шелковых подушек и одеяла.
Две ступени отделяли зону спальни от гостиной. Длинный, узкий диван, повторяющий пятиугольную форму стены, был завален круглыми и квадратными подушками всевозможных расцветок. Над тремя окнами в мавританском стиле с резными деревянными решетками нависала штора из полупрозрачной органзы персикового оттенка, прихваченная по краям тесьмой с пушистой бахромой.
Легкий ветерок, залетавший в комнату сквозь прорези на решетках, волновал края практически невесомой ткани, а солнечные лучи отражались от нее, оставляя на стенах солнечных зайчиков.
Я поднялась наверх и тронула рукой холодный металл низкого круглого стола на одной широкой ножке, который стоял перед диваном. К моему удивлению, поверхность стола отозвалась на мое прикосновение легким крутящим движением, и большая ваза с фруктами, стоявшая на столе, уплыла от меня на противоположную сторону.
Я провела рукой по плотной темно-вишневой обивке дивана и только после этого аккуратно присела на самый его край, словно пробовала на вкус свой новый статус госпожи.
И точно прочитав мои мысли, подал голос стоящий все это время в дверях Масуд-ага.
— Госпожа, — завел он свою пластинку, — эти покои как будто специально для вас построили! Так все красиво! Как и вы! Все под стать новой любимице падишаха!
Я поморщилась, отчетливо понимая, к чему клонит этот хитрый лис. Неохотно встав с дивана, я подошла к раскрытому сундуку с тканями, надеясь обнаружить там что-то еще, ибо, помимо подаренного падишахом перстня, расплачиваться с евнухом за его покровительство и помощь мне было нечем.
Зарывшись ладонями в прохладное облако из органзы, атласа, муслина и парчи, я, прикрыв глаза от удовольствия, добралась до самого дна сундука и нащупала там несколько мешочков, наполненных чем-то тяжелым.
Аллилуйя! К моему облегчению, валиде оказалась весьма щедрой на подарки. От сердца сразу отлегло. Я достала один из мешочков и отсыпала из него несколько золотых, немного неровных монет.
— Держи, Масуд-ага. Заслужил! — я по одной сбросила блестящие монеты в его руку, наблюдая, как он провожает похотливым взглядом каждый упавший к нему на ладонь золотой дирхам.
— Да не пересохнет эта река, жизнь нам дающая, иншааллах! — заныл евнух, чем вызвал усталую ухмылку на моем лице. Вот же льстец! Хотя, признаться, такое отношение мне было приятно. Чего уж там кокетничать и лукавить — разве назвал бы меня кто-нибудь в родном Краснодаре «рекой, жизнь дающей»? Нет. То-то и оно.
— Позови ко мне Арзу-калфу, затем Шади, а последней Ле… Зулейку. Валиде разрешила мне взять помощницу — ее хочу, — начала я отдавать приказы, точно всю жизнь вот так стояла в центре собственных покоев в шахском дворце и командовала, как заправский генерал.
