— Верю… Меня вообще ваши рассказы наполняют печалью. Если не чем похуже… Так хорошо жить на свете и знать, что жизнь прекрасна. — Несмотря ни на что, ни на окружающее свинство, ни на грядущее: «И все-таки жизнь прекрасна!..» Но ваши истории приводят меня в отчаяние…
— Ну, что ж, — улыбнувшись, ответил мне Володя. — От отчаянья нужно лечиться чаем. — Индо-грузинским, хорошо заваренным. Можно с пышкой. — Хотите?..
— Да, пожалуй…
Мы, как всегда, закончили чаепитием, но я, медленно потягивая чай, все думал о том, что каламбур на сей раз моему гостю не удался. А по глазам его я видел, что и удаться не мог…
Книга вторая
Заклятье болот
ПЕСНЯ ПЕЧАЛИ
(насечена мечом на камне)
Алеет мгла, и меркнет звездный хор.
Рассвет глядит на старые могилы. —
Мечи и флейты, славу и позор —
Единое забвение покрыло.
Ни гордых дней, ни горьких — не вернуть.
Ушли дела, и песни замолчали…
Алеет мгла, и проступает путь.
Случайный путь сегодняшней печали…
Рассветный мир ночного не поймет;
И лишь — бродячий бард, вобравший в слово
Язык светил, дыханье древних нот, —
На чем случится — песню нанесет
Углем души, узнавшей хмель былого.
— А что бы вы сделали, если б вам, например, повстречался крокодил?.. — Я имею в виду, — в нашем, советском болоте?..
— Тут же бы и утопился, — решительно ответил я.
— От испуга?..
— От безнадежности.
…Мы сидели с Володей в месте, избранном и почитаемом несколькими поколениями российской интеллигенции, и пили чай с пышками. Наслаждались мягким летним вечером, волнами прохлады, порой заплывающими с порывом ветерка в раскрытое окно, и вели нашу обычную беседу. Под словом «обычная» я разумею только то, что каждый вечер мы вели подобные беседы. И более ничего. — Ибо с тех пор, как мятежные прорабы духа избрали кухню местом борьбы за освобождение человечества от гнета всего человеческого, кухня, по-моему, стала прямо-таки каким-то мистическим местом. На ней решительно невозможно говорить ни о чем нормальном. Язык словно бы сам начинает сворачиваться на что-нибудь безумное (и даже не обязательно политическое). Я уже сколько paз этому удивлялся. Так случилось и на сей раз. Наша обычная светская беседа неуловимо перетекла в необычную, и в результате опять сложилась целая история. Ради любопытства записываю ее с самого истока.
— Как? Вы не верите в такую возможность?..
— Верю. Но душа моя сопротивляется. — Ведь должно же быть на свете хоть что-нибудь такое, чего не может быть!..
— Все может быть, — ответил мне Володя голосом человека, объявляющего суровую, но необходимую истину. — Все может быть… — Вот, не слышали, — кто-то вроде бы в унитазе пиранью обнаружил?..
— Обнаружил?.. Или она себя обнаружила?..
— Не было сказано. А какая разница?..
— Для нас никакой. Для чистой логики — тоже.
— Ладно. Я вижу, что неправильно задал вопрос. Задам другой. — А что бы вы сказали о человеке, который его видел?..
— Кого?..
— Да крокодила же!..
— Ах, вот вы о чем. Не знаю…
— Ну, хорошо. Еще прямей. — А если б этот человек сказал вам, что он его сам здесь вырастил?..
— Вслух бы сказал, что зря, а подумал бы, что он сумасшедший..
— Наконец-то. По правде сказать, и только этого и добивался от нас.
— То есть?..
— Мне уже давно любопытно, что вы считаете за сумасшествие. — Я сижу у вас уже какой вечер, рассказывая вам невесть что, а вы только вежливо шутите, да и все. Хотя рассказы мои, по меркам большинства людей, я знаю, никак не сочтешь за нормальные. — А следовательно, человека, который претендует быть персонажем моих рассказов, тоже. Но вы странный человек… Или же — чересчур невозмутимый. — Да, иногда мне кажется, что вас не пробьешь. Итак, позвольте узнать, что вы все-таки считаете сумасшествием?..
— Пожалуйста. В нашем мире все так перепуталось, что зачастую затрудняешься сказать, — что нормально, а что безумно… А есть еще просто вранье. Его, видимо, тоже нужно отнести в сторону «нормального».
— Ловко вы. — Весь мир расчленили…
— Да. Теперь можно ответить на ваш вопрос. Сумасшествие — это когда вранье не приносит тебе пользы. Понимаете?.. Человек, врущий без личной выгоды, и есть сумасшедший. Если некто объявляется Наполеоном, — то это еще куда ни шло. — Возможно, он просто самозванец. Но когда человек считает себя Нарам-Суэном или Юдхиштхирой, то это заслуживает самого пристального внимании. Зачем ему это?.. Вот такой человек при ближайшем рассмотрении и может оказаться сумасшедшим.
— А может и не оказаться?..
— Да. Может быть еще и так, что нам пришлось столкнуться с чем-то неподвластным логике. — Кстати, рад сообщить, что логике в нашем мире мало что подвластно…
— Костя, вы приводите меня в отчаянье своей диалектикой. От вас невозможно услышать твердо ни «да» ни «нет»…
— А с диалектикой так и должно обстоять. Кстати, и диалектика — одна из слабых форм сумасшествия. Идеальная диалектика тождественна шизофрении. — Вы никогда об этом не задумывались?..
— Сейчас задумываюсь…
— Бросьте. Лучше потом. А сейчас — продолжайте…
— Что?
— Не что, а о чем. — О том, как вы вырастили крокодила…
— Боже мой!.. — Володя от волнения даже встал из-за стола. — Почему вы… откуда вы…
— Успокойтесь, дорогой друг. Когда вы собираетесь что-то рассказать, это можно узнать даже без диалектики. — Как только вы спрашиваете о чем-нибудь неожиданном, — вроде крокодила, — то нетрудно сообразить, что у вас про этого крокодила готова целая история.
— Гм… — смущенно произнес Володя. — Да. Вы, несомненно, правы. Я как раз и хотел рассказать нечто подобное. — Но только жаль, что вы заранее разгадали это. — Приятней удивлять людей…
— Не стоит волноваться. Судя по вашим прошлым рассказам, вы все равно сумеете меня удивить. Так что не много вы потеряли от моей разгадки.
— Да, в сущности, так. Тем более — это не совсем про крокодила. А про гораздо более худшие дела. Начало этой истории вы от меня уже слышали. — Теперь я доскажу вам, что из этого всего вышло…
— Как вы понимаете, после всех событий, произошедших со мной, нужно было ожидать либо какого-то ужасного продолжения, либо считать себя безнадежно спятившим. Я — на всякий случай — считал вероятными обе возможности, хотя предпочтение отдавал первой. — То есть ждал чего-нибудь ужасного изо дня в день. А по ночам, естественно, предавался своим постоянным кошмарам.