Но, как оказалось, даже такая погода не может уменьшить мальчишечьего самодурства. А именно, в ближайшее время назревали соревнования, где юноши могли проявить свои воинские качества. Объявляли их, кстати, специально. Наставники прекрасно понимали, что звание целителя не может изменить мужскую суть, а «силушку молодецкую» девать куда-то надо. Вот и устраивали раз в год мероприятие, где все ученики мужского пола могли всласть побеситься (хотя сами они называли этот дурдом «Турниром на звание лучшего», правда, не говорили в чем). Но так думала, похоже, я одна. Та же Лилона романтично вздыхала, плела что-то о рыцарях и о каком-то возлюбленном, который обязательно завоюет победу ради неё. Можно было конечно подумать, что это очередной её бзик, но так вела себя добрая половина девушек (а рядом стоящие с ними парни при этих словах выпячивали грудь, грозно смотрели в сторону будущих противников или только что копытом не скребли, за неимением оных).
В общем, в Замке царило какое-то ненормальное оживление, наверное, потому, что праздники у целителей были редки, а веселиться любят все.
Единственное, что оставалось неизменным — «вернувшаяся» в себя Ната, которая как пакостила в меру своих сил, так и поступала до сих пор. На соревнования она не обращала никакого внимания: девушкам не разрешалось участвовать, а значит, турнир никакого интереса для неё не представлял.
Так и оставалось мне бродить с ней за компанию: в честь праздника задавать стали меньше — своеобразные двухнедельные каникулы для молодых, еще не привыкших к монотонной жизни целителей. Большинству только в радость, а мне делать было нечего: ходить в малую библиотеку я пока побаивалась. Ната же в меру своих сил пыталась разогнать мою скуку, заставляя за шкирку вытаскивать её из очередной драки или предотвращать очередную её шалость (Нет! Ну, разве станет нормальный человек долго в три погибели сидеть у пруда только для того, что бы наловить там лягушек и потом подсовывать людям!.. хотя… Эелера и меня в последнее время доставать уже начала… а уж Нату с её нулевым терпением…).
И так бы продолжалось до самых соревнований, если бы не одно но… оно как раз случилось в первый день «каникул».
Мы как обычно совершали полуденный «обход владений», как высокопарно называла прогулку по Замку моя дражайшая подруга. И вроде бы ничего необычного не произошло, но, вдруг, ни с того не сего Нате приспичило зайти в тренировочный зал. Почему, она не объяснила (зато я вспомнила, что Надьян даже учась на целителя, остается старейшим, а значит воином, следовательно, регулярно тренируется… и не скажу, что меня это вспоминание обрадовало).
Вообще в тренировочных залах сейчас редко кого встретишь. Парни тренируются сейчас на улице, девушки в большей своей части к оружию вовсе не подходят (Да и зачем? Воевать не с кем, в стражу женщин не берут, а в спорах с мужем сковородка бронебойнее будет… хотя зачем мужа бить сковородкой?.. ладно, потом у Наты уточню).
Просторное помещение встретило нас полным безлюдьем… и тихой музыкой. Странно, что забыл менестрель (а такие таланты тоже были среди учащихся) в залах для воинов?
— Так я и знала, — еле слышно усмехнулась Ната и потащила меня по только одной ей известному маршруту. Я не сопротивлялась: комнат здесь было очень много, потом могу её и не найти.
Вообще, тренировочный зал представлял собой множество помещений разных по размеру соединенных небольшими коридорчиками. Некоторые были просто размечены, некоторые еще имели трибуны. О наличии различного инвентаря уже и говорить не приходилось. Здесь даже оружие настоящее было. Правда, стоило попытаться его использовать по прямому назначению, так тут же появлялись Стражи и растаскивали дерущихся с последующим наказанием (прецеденты были), поэтому навредить им можно было только в том случае, если попытаться выколоть себе глаз, и то не факт.
Мы прошли три залы. С каждым метром звук усиливался, говоря о том, что мы у цели. И еще он был каким-то странным. Не от гитары, не от лютни такого звука быть не может. Будто тысячи колокольчиков звучат. Ничего себе… Интересно, кто же там, если у него хватило денег или мужества на то, что бы слушать здесь музыкальную шкатулку? Денег, потому что такие многогранные по звукам и сложные по музыке (ведь слышны были целые аккорды) шкатулки являлись очень дорогим удовольствием. Мужества, потому что в Замке такие были (в Малой библиотеке), но выносить из помещения их строго воспрещалось (такой механизм являлся очень сложным, следовательно, хрупким; не дай Боги и Духи уронит кто).
Как оказалось, направление было правильным: стоило нам войти в последний перед нужной залой коридор, мы встретили первого человека. Он стоял к нам спиной, прижавшись к стене, что-то усиленно высматривая, при этом, явно не желая «светиться». Рубашка под горло говорила, что это ученик (учителя носили по верх нее еще своеобразный сюртук с дриадскими застежками[14]), а рыжие волосы — определили в нем Зана. Спорю на, что угодно — опять за Нариной подсматривает.
Мы не стали разрушать созданную идиллию, а просто подошли поближе. Все-таки танец настоящей Танцовщицы — это что-то невероятное. Она была легкой гибкой, словно язычок пламени, и такой же живой. Про то, насколько подходило каждое движение к музыке и говорить нечего. Легкое одеяние смазывало движения, делая танец каким-то нереальным, словно не человек — а цветочная фея танцует здесь. Безумно красиво и видно, что танцует не специально, для души, выражая свои эмоции в движении тела. Может быть, поэтому она всегда спокойна — просто бережет чувства, что бы выплеснуть их в одно мгновение: пусть костер горит мало, но зато насколько сильный он, что даже за тысячу лиг его видишь и греешься его теплом.
И с глубоким сочувствием смотришь на юношу, в глазах которого застыла вечная грусть. Любить, но не иметь душевных сил высказать свои чувства, что может быть больнее? Особенно, если осознаешь, что виноват в этом только ты.
И тут самым неожиданным образом было свершено святотатство, будто кто-то ждал, пока всех присутствующих увлечет танец, и они не смогут сразу ответить на его действие. Резкий грубый голос разрушил сложившуюся гармонию:
— Сколько смотрю на вас, столько не могу поверить, что такая красота может существовать, — из противоположного нашему коридора вышел парень и уважительно поклонился, ошарашено остановившейся девушке. Темноволосый и кареглазый, со взглядом человека, уверенного в своей победе. Дурак. Если хочешь сделать девушке приятное, подожди пока она не навеселится в волю, так грубый обрыв танца она тебе никогда не простит. Танцовщицы вообще воспринимают любых наблюдателей в штыки. Их искусством имеют право любоваться только Боги.
