— Но знаете, что и как?
— Пожалуй.
Роллена перевела сосредоточенный взгляд на воду, словно собиралась пересчитывать пробегающие под мост волны, и, неожиданно покраснев, спросила:
— Как вы думаете, мне стоило одеться иначе?
Иначе? А чем плох кружевной лиф, в меру скромный и весьма уместный посреди летней жары? Чем плоха юбка с подолом на ладонь короче придворных нарядов, чтобы не мести мостовую? Нет, девочка, с одеждой у тебя все в полном порядке.
— Может быть, нужно было… по-мужски?
Я качнул головой, стараясь выглядеть слегка негодующим:
— Вы женщина, дуве, очень красивая женщина, и даже думать не смейте рядиться в чужие наряды. Гордитесь тем, кто вы есть, и тогда мир тоже будет вами гордиться.
Она резко повернулась в мою сторону. Светлые брови удивленно взлетели вверх и сразу же опустились, угрожающе сдвигаясь.
— Вы поэтому пришли сюда?
— Я пришел сюда по улице, дуве.
— Вы прекрасно поняли, о чем я говорю, не притворяйтесь! Вам ведь захотелось посмотреть, верно?
В гневе Роллена всегда была хороша, насколько я помню, но полгода назад ее голос еще не обладал стальными нотками, а васильковые глаза не могли похвастать пронзительной глубиной грозовых туч.
— Посмотреть на что, дуве?
— На меня! И как, насмотрелись?
Признаться, еще нет. Потому что смотрю и не узнаю свою старую знакомую. Прошло ведь всего ничего, несколько месяцев, ерунда по меркам не только вечности, а изменения налицо, причем в самом прямейшем из прямых смысле.
Раньше облик Роллены казался кукольным. Казалось бы, тонкость и правильность черт никуда не ушла, молочная белизна кожи и пухлость губ — все осталось при своей хозяйке, но теперь можно было с уверенностью утверждать: тот, кто трудился над живой куклой, был настоящим мастером, потому что с лица девушки каким-то чудом сошла патина пустоты.
Из уродины можно сделать красавицу, пусть и с большими затратами, но зато и постороннему наблюдателю известно, в каком направлении двигаться, ведь каноны красоты не столь обширны, как хотелось бы. Но сделать красавицу еще прекраснее… Удивительно, что такое вообще возможно. И дело не в том, какими глазами кто на кого смотрит, отнюдь. Дело в том, чтобы найти тот самый единственный штрих, способный избавить совершенство от мертвенного покоя. Неужели таковым штрихом оказалась простая и обыденная цель, хорошо знакомая каждому живому существу? Цель найти свое место в жизни?
— Вам все рассказали обо мне? Ничего не упустили?
Солгать? Ответить искренне? В хитросплетении человеческих чувств разобраться сложнее, чем в Кружеве заклинаний мира, всех вместе взятых. И, самое обидное, совершить опасную ошибку, разрывая ту или иную ниточку или затягивая узелок, намного вероятнее.
— Я предпочел бы услышать вашу историю из ваших уст, дуве, вот только…
— Только?
— Кто сказал, что я вообще хочу ее слушать? — Улыбаюсь, доставая бумагу с предписанием. — У вас ведь точно такая же?
Роллене ничего не оставалось, как кивнуть, сглатывая то ли гнев, то ли обиду.
— Значит, сегодня мы равны. Когда на башне пробило полдень, прошлого не осталось. Мы пришли на этот мост, чтобы шагнуть в будущее, не правда ли? С воспоминаниями пусть каждый разбирается сам, а что касается сплетен… Только дураки и коровы день за днем жуют одну и ту же жвачку. Если вы посчитаете нужным что-то рассказать о себе, расскажете. Но не раньше, чем мы все-таки узнаем, зачем нас позвали сюда.
— Разумные слова, юноша. Разумные и правильные. Если хочешь чего-то достичь, не стоит тратить время почем зря.
Он появился позади нас совершенно бесшумно, и это казалось тем более странным, что его правая рука опиралась на увесистый короткий посох, по всей видимости, помогавший немощным ногам нести грузное тело.
Старик, седой, с гладко выбритым лицом, изобличавшим столичного жителя, потому что уже в миле от Виллерима мужчины начинают отпускать бороды задолго до рождения первого внука. Длинные тонкие волосы, приличествующие священнослужителю, и массивный подбородок, не позволяющий усомниться в том, что его обладатель в своей жизни занимался чем угодно, только не восхвалением богов. Прозрачные, с легкой дымкой глаза, глядящие вроде и на тебя и в то же время куда-то в сторону, но вовсе не потому что человек не испытывает к тебе ни малейшего уважения, просто ему с высоты прожитых лет важными видятся совсем иные вещи.
Солнечный зайчик, прыгающий по черепице. Крошащийся под ладонью камень перил. Пробивающаяся между камней мостовой травинка. Задумчиво насупленный малыш, держащийся за юбку матери. Разве все это не стоит намного дороже, чем мышиная возня обогащения или стремление хотя бы кончиком пальца дотронуться до власти? Может быть, пожилой незнакомец, окликнувший нас, до сих пор крутится в колесе извечных человеческих желаний, но летний полдень, смягченный ветерком с воды Большого канала, на какой-то миг напомнил, чем жизнь по-настоящему замечательна.
Напомнил не только ему, но и мне.
— Прошу прощения, что припозднился, молодые люди. Возраст, знаете ли… М-да, возраст. Но теперь ничто не мешает нам немного побеседовать.
Хм. Это и есть посыльный Опоры? Не слишком ли староват для своих обязанностей? Или в Опоре посчитали, что нам с Ролленой довольно и такого гонца?
— Пойдемте прогуляемся по набережной, а то мои стариковские ноги не терпят простоя: едва остаются без работы, сразу забывают, как надо шагать.
Он медленно сошел с моста и двинулся вдоль канала, ощутимо опираясь на посох и время от времени поддергивая кафтан над поясом, по всей видимости, чтобы широкие складки не сбивались вместе и не давили слишком сильно на объемистый живот. Мы последовали за нашим провожатым, стараясь не забегать далеко вперед, а оставаться рядом, ловя каждое слово, мудрое или пустое.
— Прежде чем вы рьяно приметесь за дело, молодые люди, а вам, я так и чувствую, не терпится испытать свои силы, усвойте, что не бывает глупых и никчемных заданий. Если вам что-то поручено, сие должно быть исполнено со всем тщанием и прилежанием, такова первая заповедь Опоры. Никто не станет вас упрекать, если добьетесь поставленной цели своими собственными способами, но вот если не добьетесь… Думаете, раз вы уже здесь и слушаете стариковские бредни, упорства вам не занимать? Ой, молодые люди, как вы ошибаетесь! Начало может быть всяким, и простым, и трудным, но, чтобы добраться до окончания, надобен во сто крат более тяжкий труд. Не будете увиливать от работы? Пройдете дорогу, на которую ступили, до конца. Хотите лениться? Тогда вам лучше сразу повернуться и уйти, пока не стало поздно.
