Вставшие с колен всадники в почтении слушали незнакомую речь. Не встревали.
— Что за бред? — восхитился Чернов. — Во-первых, ты не объяснил, почему каждый встречный, не принадлежащий народу Гананскому, должен знать, что сказано в Книге Пути, и более того — моё имя. Во-вторых, этот Огонь Небесный, судя по всему, — штучки Сущего. Мне они не нравятся, Хранитель. И мне не нравится, что за мной следит не Сущий, а какой-то Огонь, пусть и Небесный. Я не желаю быть причиной кары для невинных. И в-третьих, что это за штука такая — Огонь Небесный? Пожар? Молния? Метеорит?
Последнего слова Кармель не понял. Но для ответа хватило предыдущих.
— Не знаю, — просто объяснил Кармель. — Должен — и всё. Так сказано. И потом, зачем ты спрашиваешь? Сам видишь: они все знают и боятся тебя… — И добавил презрительно: — Ничтожества!..
Точнее, он назвал их безобиднее — «ничто», «nada» по-испански, но хватило и этого. Мгновенно выхваченные двадцать мечей сверкнули на солнце. Главарь раскрутил свой, как персонаж из какого-нибудь фильма про древних самураев, воздух свистел, рассекаемый двумя десятками бритвенно заточенных лезвий, и двадцать вефильцев рванулись вперёд, прикрывая собой Хранителя и Бегуна.
И что дёрнуло Чернова — Сущий знает, но он заорал диким голосом:
— Прекратить! Стоять смирно! Иначе я призову на ваши головы Огонь Небесный!..
Где там!
Ударил меч о меч, брызнули искры, вскрикнул кто-то — получивший ранение…
И Чернов, не думая о последствиях, но — только о том, чтобы словом, а не оружием остановить бессмысленную и ничем не оправданную, не предполагаемую даже бойню, поднял руки к небу и прокричал — вполне в том стиле, который, по его пониманию, был уместен к случаю:
— Сущий! Единственный! Останови неразумных, которые закрывают мне Путь!
И увидел, как высоко в небе, перекрывая солнечный диск, возник Огонь Небесный и стремительно пошёл вниз.
Если б Чернов успел подумать что-нибудь вроде: «Какой чёрт меня за язык тянул?» — он бы, стоит полагать, сообразил додумать и логично вытекающее из первого: «Сущий! Прости меня, неразумного! Я пошутил…» И возможно, что Сущий, или Верховный Пиротехник, или Космический Копперфилд вернул бы Огонь Небесный назад, спрятал бы его и дал земным ребятишкам помериться силами, помахать мечами, покоцать друг друга чуток. Но жизнь во всех ПВ, похоже протекала таким образом, что Чернов при виде падающего с неба горящего предмета традиционно принял любимую позу — стал столбом, что напрочь исключало любую, даже примитивную мыслительную деятельность. Одно утешение: столбов у городских вефильских ворот было множество. Одни столбы. Вполне, кстати, библейское явление.
Опять кстати: по Библии-то полагалось отвернуться, не смотреть, но Огонь падал вниз стремительно и озарял собой всё вокруг, поэтому не смотреть было невозможно. Как не смотреть, когда он — везде!
Сколько времени прошло?.. Чернов потом, много позже (то есть это намёк на то, что он останется жив…) размышлял на досуге, что падение Огня заняло едва ли несколько секунд. Ну, полминуты от силы. И в итоге все автоматически зажмурились, глаза сами собой запахнулись, но даже сквозь сомкнутые веки проникал свет. Так человек, проснувшийся внезапно среди дня на людном пляже, не открывая глаз, знает, что на дворе — день.
А потом в голове бабахнуло, словно огонь внедрился прямо в мозг. Ощущение было соответствующим: пусть желающие испытать похожее уронят себе на башку раскалённый утюг. Кому понравится, тот — герой-пионер… А секунд через тридцать жар исчез и глаза вроде бы привыкли, и Чернов рискнул приоткрыть их, а потом, поскольку он не превратился в библейский соляной столб, совсем открыл и быстренько осмотрелся. И понял, что впору продолжать «столбовой» ритуал.
Короче, кругом не было ни гор, ни пышной и пёстрой зелени, ни моря вдали, ни дороги, на которой они все находились. Да и всех-то недосчитывалось: татаро-монгольские всадники, в своём ПВ не только дошедшие до Средиземного моря, но и решившие покорять Африку, в этом — явно новом! — отсутствовали. Но остался Вефиль — точно такой же, как и прежде. Остались крепкие ребятишки с мечами. Остался Хранитель, и, самое главное, никуда не делся Бегун, то есть Чернов. Как застал их Огонь, так они и стояли — перед отсутствующими воротами любимого города, а впереди, метрах в двадцати от городской стены, высилась ещё одна — сотворённая из каких-то красных тонких горизонтальных нитей, очень напоминающих Чернову лазерные лучи. И перед этой лазерной стеной тормозил, мягко приседая, огромный туристический автобус с синей надписью на белом боку: «swift dragon», что в переводе с современного Чернову английского означало — «стремительный дракон».
Но вот какая штука: английский — современный, Чернов его знал, как родной русский, а автобус — из очередной фантастики, потому что в современных Чернову англоговорящих странах ещё не изобрели наземные средства транспорта на воздушной подушке. Водные — да, имелись, а автомобили или, тем более, большегрузные «express coach» ещё жили в голубых мечтах автомобилестроителей. Вот так-то…
А из автобуса между тем посыпались разно одетые людишки с некими махонькими устройствами, летающими туда-сюда над головами, которые (устройства, а не людишки) то и дело посверкивали, из чего сообразительный всё-таки Чернов сделал единственно возможный вывод: туристы с фото- или видеоаппаратурой. С летающей. И что забавно — раскосые, как давешние всадники. Только мелкие и шустрые, что выдавало в них японцев, чьим национальным хобби ещё в родном ПВ Чернова был именно туризм. Всюду.
А по ту сторону лазерного ограждения (то, что нити непроходимы, Чернов как-то сразу дотумкал…) продолжал резвиться Огонь Небесный. Он плавился, переливался, играл цветами, ослеплял непривычный глаз бешеной яркостью на огромных «чёртовых колёсах», на каких-то стремительных «крутилках», на «американских горках», на множестве других сумасшедших аттракционах — известных Чернову и абсолютно новых. А ещё Огонь вздымался в ночное (именно так, день исчез!..) небо разноцветными и прихотливыми фейерверками, щедро озаряя эту вселенскую гулянку, и в гигантских арках «Макдоналдса» пылал привычно, и подмигивал со световых реклам, висящих, как казалось, прямо посреди неба — между то и дело вспыхивающими букетами салютов. А дальше, дальше, дальше вставали солидные, уверенные в своей несокрушимости гигантские небоскрёбы, тоже подсвеченные снизу и сверху, как это было и во время черновского обитания на родной земле.
Как там в детской песенке: «В Америке достаточно кнопочку нажать — и завертятся колёса, всё пойдёт плясать…»
