Ставень хрустнул: створки начали открываться.
В комнату чёрной тенью, ночным кошмаром просочился звеРрюга. Мягко спрыгнул на пол.
И завыл дико, захлёбываясь, вой перешёл в булькающий хрип. Марк, не тратя времени на ожидания и размышления, схватил из камина закипающий чайник и, тигриным прыжком приблизившись к окну, обрушил на голову росомахи и чайник, и кипяток. А потом вцепился в горло ошпаренному противнику и стал душить.
Но ярости, угнездившейся в Марке, было этого мало, — не отдавая себе отчёта, в том, что делает, он вцепился звеРрюге в ухо зубами, с наслаждением чувствуя, как сминается под сомкнутыми клыками хрящ, рвутся сосуды, брызгая горячей кровью.
— Хва-а-а… а-а…а…ы…ы… — достаточно внятно прохрипел звеРрюга, на глазах превращаясь из росомашьей ипостаси во вполне людскую.
Марк почувствовал, как Илса пытается его оттащить.
— Марк, ты его сейчас прикончишь! А ты его и так победил! Он твой! — кричала она. — Он тебе живой нужен! Вспомни, что тебе Диса говорила!!!
На волне боевого азарта не вполне понимая, зачем ему сдался живой звеРрюга, когда его можно убить и съесть, Марк, нехотя, но всё-таки выпустил добычу.
ЗвеРрюга лежал на полу у его ног и тихо хрипел, пытаясь отдышаться.
А Марк брезгливо выплёвывал шерстинки, прилипшие к языку. Чувствовал он себя странно. "Майк Тайсон отдыхает… " — подумал он, остывая. — "Не побиться ли и мне, в числе прочих, за почётный титул Царя Царей, тьфу ты, ЗвеРря ЗвеРрей? Шансы неплохие".
* * *
— Что мне теперь с ним делать? — сердито спросил Марк, отплевавшись.
— Можешь его спрашивать, — он будет отвечать. Теперь он тебе подчиняется. Можешь послать его в булочную. Он пойдёт. Но свежих булочек в итоге не гарантирую.
Илса плотно затворила ставень и раму, предварительно убедившись, что ночной гость был один и на карнизе окна никто не скучает. Зажгла лампу и поставила на столе. После сумрака свет показался необычайно ярким.
— Можешь поселиться в его логове. И он тебя не тронет. О-о, кстати: прикажи ему на меня не нападать. На всякий случай. Я же его не побеждала.
— Первое: эту девушку ты не трогаешь! — послушно скомандовал Марк. — Второе: ты шёл по моему следу или случайно на нас напал?
— Шлучайно… — проскулил звеРрюга.
— Артефакт у вас?
— Не жнаю.
— Росомахи убили оленей?
— Не росомахи. Больно. Плохо. Уй-й-й…
Сейчас он казался нестрашным. Даже жалким. Просто вонючим, — а отнюдь не вонючим омерзительно. Исчез тот затягивающий, парализующий жертву ужас, которым от него веяло сначала.
— Мне его связать? — спросил Марк у Илсы.
Та пожала плечами.
— Не надо, мне кажется. Ему и без того мерзко.
Со звеРрюгой, распростёртым на полу, действительно происходило что-то странное. Он заскулил и начал превращаться: то в росомаху, то в человека, то снова в росомаху. Видно было, что делает он это помимо собственной воли, и превращения идут очень болезненно. Кривые лапы росомахи скребли пол, человек бился в судорогах, затихая и снова дёргаясь. Шерсть покрывала его, но пятнами, звериные когти проступали на человеческих пальцах, росомашья морда оборачивалась искажённым страданием лицом — и снова становилась звериной.
Марка затошнило от зрелища, он поискал взглядом, чем бы его остановить — увидел кувшин для умывания, стоящий рядом с тазиком. И окатил бедолагу ещё раз, но теперь не кипятком, а холодной водой.
ЗвеРрюга тоненько взвизгнул и затих. В росомашьем облике.
— Что это было? — тоскливо спросил Марк. — Мне достался припадочный экземпляр? Или они все такие трепетные?
— Не знаю… — Илса присела около звеРрюги, погладила мокрую голову.
— Смотри, руку откусит! — предупредил Марк. — Потом не жалуйся.
Росомаха открыл мутные глаза, довольно злобно посмотрел на полярную лисичку. С усилием перевёл взгляд на Марка. Злоба сменилась отчаянием и мольбой.
— Мне кажется, ему будет легче, если ты его погладишь, — задумчиво сказала Илса, подхватила кувшин, потрясла, убедилась, что вода ещё осталась — и отправилась мыть руки.
Марк задумался.
— Ладно, — нехотя согласился он. — Только ты мне на руки потом польёшь.
— Хорошо.
Марк не без внутреннего сопротивления положил руку на мокрую голову звеРрюги. Глаза у того блаженно закрылись — под рукой Марка он в одно мгновение превратился в измождённого человечка и, тяжело вздыхая, заснул прямо на залитом водою полу.
— Час от часу не легче! — ошарашено пробормотал Марк. — Вот и делай добро после этого… Он теперь будет посреди комнаты в луже спать? Илса, у тебя швабра с тряпкой есть?
— Найду, — пообещала Илса. — Иди, полью, как договаривались.
— Рано. Надо что-то с этим решить.
Илса, картинно растопырив чистые ладошки, несколько раз обошла спящего звеРрюгу. Смешливость вернулась к ней в полном объёме.
Лукаво блестя глазами, она предложила:
— Давай его к камину перетащим, пусть там спит. Заодно немножко просохнет. Только я перчатки надену — не хочется мне вымытые руки пачкать. А ты потом пол подотрёшь.
Перчатки, как обычно неуловимо, возникли на её руках.
— А почему ты руки мыла, а не сразу перчатками украсилась? — заинтересовался Марк.
— Но ведь тогда они наделись бы на грязные руки! — возмутилась Илса.
— Но ведь ты могла нацепить их и перед тем, как гладить этого, мокрой псиной воняющего, гражданина! — не сдавался Марк
— Я не сообразила, — виновато призналась Илса. — Растерялась, знаешь ли…
Она принесла из прихожей и расстелила перед камином коврик. Марк перетащил на него мертвецки спящего звеРрюгу. Илса накрыла росомаху сверху какой-то драной подстилкой и подбросила дров в камин, чтобы тепла было больше.
Дрова разгорелись, пламя весело заплясало на поленьях. И сильнее запахло мокрым зверем.
Илса недовольно сморщила носик и кинула в камин несколько ароматических горошин. Терпкие благовония мешались с запахом грязной шерсти, создавая причудливую смесь, бьющую в нос не хуже нюхательной соли.
— Ничего, — постарался утешить лисичку Марк, вытирающий тряпкой лужу на полу, — камин хорошо топится. Скоро наш припадочный подсохнет, а воздух проветрится. Чувствуешь, как по полу тянет? От окна к камину? С печкой не так, с ней теплее, и сквозняки меньше гуляют.
Общими усилиями они вернули комнате подобие прежнего уюта.
Илса заново налила и повесила чайник.
— Принеси мне, пожалуйста, кресло из соседней комнаты, — попросила она Марка, закончив поливать ему на руки. — Сил уж не осталось. Хочу сидеть у камина, поставив ноги на скамеечку, и смотреть на огонь.
