Эрни был настолько поражён, что едва не споткнулся.
― Ты так считаешь, Гарри? ― он обогнал Рона и пошел спиной вперед, смотря на Гарри. ― Я думал… ты будешь… ну… после того, что случилось на игре в прошлом году…
― Это было всего лишь игра, ― просто ответил Гарри. ― Все игроки могут получить травму. В том числе и ловцы.
Гарри не ожидал, что сверстники будут считать, что он должен затаить злобу из‑за того, что случилось на игре. Никто ведь не хотел убить его или причинить какой‑то вред. Фраза Эрни была лишним доказательством того, что окружающие вовсе не знают, какой он на самом деле. Они знают Мальчика–который–выжил, а не Гарри.
Эрни усмехнулся.
― Прекрасно, Гарри! ― радостно произнес он. ― Я обязательно передам Седрику!
И он помчался, обгоняя всех, в Большой зал, к столу Хаффлпаффа, никто не успел даже возразить.
― Не верю своим ушам, Гарри, ― полностью ошеломленный, проговорил Рон. ― Как ты можешь поддерживать такого идиота?
― Как ни странно, но я согласна с Гарри, ― сухо произнесла Гермиона. ― Седрик Диггори хороший ученик, к тому же, он староста. И уж он во много раз лучше, чем все те слизеринцы, которые захотят участвовать.
Побежденный Рон вздохнул.
― Ну, если рассуждать логически…
* * *
На следующей неделе повсюду только и слышались разговоры, что о предстоящем Турнире. Список претендентов на звание чемпиона Хогвартса менялся день ото дня. Уже ко вторнику Гарри так это осточертело, что он стал проводить большинство вечеров в библиотеке вместе с Гермионой. Рон же с головой погрузился в предтурнирную лихорадку, и Гарри с Гермионой с радостью ему не мешали.
В библиотеке же Гермиона рассказала Гарри о некоторых новостях из Норы, в частности, о последней идее Фреда и Джорджа ― магазине «Ужастики Умников Уизли», в котором они собирались продавать все свои шуточные изобретения. Гарри едва сдержался, чтобы не рассмеяться: рассказывая об этом, Гермиона всеми способами показывала, что не одобряет их затею. Она считала, что это слишком опасно, а кроме того, близнецам не помешает уделить больше времени учёбе. У Гарри не хватило духу возразить ей, что в жизни, кроме домашних заданий, есть ещё очень много всего.
Когда пятница наконец наступила, всеобщее возбуждение достигло такого предела, что никто не мог сохранять внимательность на занятиях. Гарри тоже был невнимателен, но совершенно по другой причине. С самого утра у него была сильная боль в висках, и в течение дня она только усиливалась. В голове как будто раздавался навязчивый шепот, который слышал лишь Гарри, но разобрать слов было нельзя. Он даже не заметил перемен в оформлении Большого зала, как и того, насколько за последнюю неделю Хогвартс стал чище. Все, что он хотел, это чтобы гам в его голове прекратился.
В последствии Гарри не мог понять, как отсидел все занятия в этот день, даже Зельеварение. Сконцентрироваться на чём‑нибудь было нереально. Когда занятия прошли, в голове пульсировало так сильно, что Гарри с трудом держался на ногах. Когда все ученики разошлись по башням факультетов, Гарри буквально рухнул на кровать, закрыл глаза и с облегчением вздохнул. Он не знал, как или почему. Он просто знал, что должен поспать, иначе сумасшествие в голове не остановить.
― Э… Гарри? ― недоуменно спросил Рон. ― Ты чего улегся? Мы же должны спешить в Вестибюль.
Гарри не двигался. Нужно было соврать Рону, но так, чтобы и Гермиона поверила. Он не хотел, чтобы накануне прибытия гостей из двух других школ, все преподаватели сбежались к нему. Он не хотел портить другим ночь из‑за того, что сам чувствует себя плохо.
― Голова болит, ― пробормотал он. ― А ты иди. Потом расскажешь, как всё прошло.
Рон тут же подбежал к кровати Гарри.
― Шрам болит, Гарри? ― прямо спросил он, ибо они были в спальне одни. ― Это Ты–знаешь‑кто?
― Нет, ― простонал Гарри. ― Обычная головная боль. Просто нужно поспать.
Должно быть, Рон поверил ему, так как следующее, что запомнил Гарри, была пустая комната. Гарри обхватил голову руками и стиснул зубы, борясь с выступающими слезами ― настолько сильной была боль. Почему это случилось именно сейчас? Он так хотел посмотреть на прибытие учеников из других школ. Ремус говорил, будет на что посмотреть.
Очередная вспышка боли, и он больше ни о чём не смог думать или вообще что‑то делать. Оставалось только лежать, ожидая, когда волна боли схлынет. Минуты казались часами. Даже боли в шраме не были столь ужасными. Снова раздались приглушенные голоса. Он перевернулся на спину и приоткрыл глаза, тут же поняв, что ошибся. Комната была слишком ярко освещена, в ней никто не мог стоять незамеченным. Он вновь закрыл глаза, молясь, чтобы эта боль поскорее прошла. А между тем голоса не утихали.
Разоблачить… Мы никогда не разоблачим… гостей… не допустим таких гостей… мы должны быть сильными… мы должны защитить наших детей…
Слишком много усилий было потрачено, и Гарри больше не мог бороться с ним. Он сопротивлялся весь день. Гарри почувствовал, как его руки обмякают и больше не стискивают голову. Одна рука, правая, свесилась с кровати. Глаза открылись, казалось, против его воли. Он лежал на правом боку и смотрел в яркую белую стену. Что‑то мокрое потекло из носа, но Гарри не мог ничего с этим поделать. Он не мог даже пошевелиться. Он был словно заперт в своём теле.
Гарри не слышал, как открылась дверь и два человека бросились к его кровати. Он заметил лишь, что слепящий свет потерял свою былую яркость и что он теперь лежит на спине. Кто‑то принялся тормошить его за плечо, другой проверял пульс. Парень не видел их лиц. Он не смог бы разобрать даже их слов.
Чьи‑то руки прикоснулись к его подбородку и повернули голову налево.
― Легилименс! ― прошептал чей‑то голос, и его обладатель ворвался в голову Гарри, в которой был сплошной хаос. Ворвался, и быстро её покинул.
― Северус?
― Там полная неразбериха, Минерва, ― тихо произнес профессор Снейп. ― Посмотри в его глаза. Они светятся. Думаю, это один из тех «случаев», о которых нас предупреждал директор.
Профессор просунул одну руку под мышку Гарри, другой подхватил под коленки и поднял парня с кровати.
― В Больничное крыло, Минерва. И нужно поторопиться, иначе нас увидят.
Гарри чувствовал, что прижался головой к груди мастера зелий, чувствовал, как они покинули башню Гриффиндора. Черная мантия профессора Зельеварения служила щитом от света, наполнявшего замок, принося парню хоть какое‑то облегчение.
Гарри не знал, потерял ли он сознание или просто не уследил за ходом времени, ибо следующее, что он помнил, было то, что он лежит на кровати и всё вокруг опять наполнено ярким светом.
