— Не будем спешить, — сказал аббат. — Придется подождать, пока они подойдут поближе. Мы не можем рисковать промахнуться. На счету каждая стрела.
— Одними стрелами их не остановить, — сказал Харкорт, — Когда они войдут в раж, никакие стрелы не помогут. Они не посмотрят на потери и будут рваться вперед. Они долго ждали и вот наконец дождались. Там, внизу, хранится что-то очень для них важное, иначе не понадобилась бы такая охрана.
— Мы знаем, что там хранится, — сказал аббат.
— Нам кажется, что мы знаем, — поправил его Харкорт. — Мы не можем быть абсолютно уверены.
Хотя совсем недавно он мог бы поклясться, что уверен. Дядя Рауль не дурак, он должен был знать, о чем идет речь. Однако сейчас у Харкорта начали появляться сомнения. Ни в чем нельзя быть уверенным до конца, подумал он.
— Уж не утратил ли ты веру? — спросил аббат.
Харкорт молча покачал головой. Он, конечно, не прав,
только все равно ни в чем нельзя быть уверенным до конца.
— До сих пор мы хранили веру, — сказал аббат. — Мы хранили ее на протяжении всех этих бесконечных лиг, невзирая на опасности. Мы не можем утратить ее сейчас.
— Я-то ее не утратил, — сказал Харкорт. — Я чувствую, что это она меня покидает.
Попугай доел последние крошки хлеба и поудобнее устроился на плече аббата, вцепившись когтями в его сутану.
Харкорт окинул взглядом их не слишком внушительный боевой порядок. Аббат и он стояли на правом фланге — впрочем, их было слишком мало, чтобы говорить о каких-то флангах. Левее его стояла Иоланда, хладнокровно и невозмутимо держа наготове лук. Интересно, подумал он, может что-нибудь нарушить ее спокойствие? Еще левее был римлянин — без лука, но с обнаженным мечом. Он стоял прямо, выпятив грудь, как будто по обе стороны от него простирался тесный строй боевых товарищей с мечами в руках.
А дальше припала к земле Нэн с огромным суком, который где-то подобрала, — он казался слишком тяжелым для ее слабых рук. Рядом с ней стоял, широко расставив кривые ноги, Шишковатый с луком наготове, а за плечами у него висела на ремне секира. Левее всех опирался на свой посох Андре— коробейник.
Харкорт поискал глазами тролля, но его не было видно.
Внизу, на склоне холма, Нечисти заметно прибавилось. Понемногу она выстраивалась в цепь — опоздавшие подравнивались, а ушедшие вперед поджидали, пока их не догонят остальные. Местами цепь прерывалась, но все же это была цепь, и надвигалась она все быстрее. В тех местах, где Нечисти было больше всего, она теснила друг друга, чтобы занять место в первом ряду. Теперь в ее движениях была видна железная целеустремленность — Нечисть шла в решительный бой. И ни у кого из ее числа не было оружия, только когти и клыки. Харкорт припомнил, что точно так же они наступали на замок семь лет назад. Нечисть не признает оружия. Ей хватает когтей и клыков. «Может быть, она выше этого? — подумал Харкорт. — Может быть, это бешеная гордыня заставляет ее полагаться на один свой яростный напор? Абсолютная уверенность в своих силах? Или первобытная слепота? Может быть, для них было бы позором взять в руки оружие?»
Позади цепи кишмя кишела всякая мелочь — эльфы, гоблины, лесные духи, русалки и все остальные, а в воздухе тучами толклись феи, отливая на солнце стрекозиными крыльями. Мародеры, подумал Харкорт. Застрельщики. Задиры, подстрекатели, подпевалы. Их бесчисленные толпы немногого стоили в бою, но выглядели устрашающе и могли бы напугать более робкого противника. Над головой кружили драконы. Они спускались все ниже, вытянув длинные шеи и поводя ими из стороны в сторону, выискивая жертву и готовые кинуться на нее с высоты. А с севера беспорядочной стаей приближались еще какие-то летучие чудища, помельче драконов, но такие же неуклюжие в полете.
— Гарпии, — сказал аббат.
«Несколько стрел, — подумал Харкорт, — а когда дойдет до рукопашной, два меча, булава, боевая секира, сук в руках у Нэн и посох коробейника. Это все, чем мы можем встретить полчища врагов, которые поднимаются по склону холма. Безумие! Но выбора нет, бежать уже поздно. Бежать с самого начала было поздно. С того момента, как мы появились здесь, мы были окружены и оказались в западне».
— Пора, — сказал аббат.
С этими словами он натянул тетиву и спустил стрелу. Великан в самой середине наступавшей цепи зашатался и повалился ничком, хватаясь за стрелу, которая торчала у него в груди. Чудища падали и в других местах цепи, но таких было слишком мало. «Что такое четыре лука? — подумал Харкорт, — Какой бы верной ни была рука, какими бы меткими ни были стрелы, им не остановить Нечисть».
Внизу, впереди линии лучников, выступили вперед горгульи. Их массивные лапы, похожие на толстые бревна, разили направо и налево, раскидывая Нечисть как бирюльки. Цепь качнулась назад, но тут же обтекла горгулий с обеих сторон, как обтекает поток торчащие посреди него камни, и сомкнулась снова, оставив их позади.
Харкорт отшвырнул лук и выхватил из ножен меч: Нечисть была уже слишком близко. Он услышал, как слева от него Шишковатый с яростным ревом кинулся в битву, размахивая секирой и кося ею врагов, словно воплощение Смерти. Рядом с Харкортом Нечисть во множестве валилась на землю под булавой аббата. Над ним с пронзительными криками кружил попугай. Харкорт мимоходом заметил, что коробейник по-прежнему стоит где стоял, лениво — лениво! — опираясь на посох и с тупым равнодушием глядя на сражение, которое шло всего в нескольких футах от него. Хоть не убежал, сукин сын, пронеслось в голове у Харкорта. Остался на месте, пусть даже толку от него не много.
После этого все слилось в какое-то бесформенное месиво. Харкорт колол и резал, делал ложные выпады и уклонялся от ударов, отпрыгивал назад и снова бросался вперед. Перед глазами у него мелькали, сменяя друг друга, отвратительные, искаженные яростью морды, и все они сливались в одну — воплощение злобы и ненависти. Некоторое время бок о бок с Харкортом сражался Децим. Он бился спокойно и уверенно, как боевая машина, не говоря ни слова, не делая лишнего движения. Обученный вести бой, постигший все его секреты, он не испытывал ни радости, ни удовлетворения, ни злобы, ни увлечения. Он дрался, не сжигаемый ненавистью, и потому особенно эффективно. А потом римлянин куда-то исчез. Харкорт не заметил, когда это случилось, и не видел, что с ним произошло. Теперь рядом с Харкортом оказался аббат. То и дело разражаясь боевым кличем, он размахивал булавой, которую держал в обеих руках, повергая на землю всякого, кто оказывался в пределах досягаемости двадцатифунтового железного шара. А еще мгновение спустя аббат вместе с булавой исчез из вида, и рядом с Харкортом уже стояла тонкая фигурка в развевающемся плаще, когда-то белом, но за время путешествия сплошь покрывшемся грязью» Лицо ее было хмуро и сосредоточенно, а в руках был меч — это мог быть только меч Децима. «Где же Децим? — мелькнуло в голове у Харкорта. — И как мог попасть к ней его меч?» Но он не успел додумать свою мысль, потому что Нечисть продолжала напирать со всех сторон. Где-то справа слышался боевой клич аббата, над головами с пронзительными криками кружил попугай, а слева доносился яростный рев Шишковатого.
