Поначалу они с домовым целыми днями только и делали, что пытались найти хоть какой-нибудь просвет. Сил на это извели немеряно. Шуршевелевых, потому что у Рил остался такой минимум, о котором и говорить не стоило. Промучились целых две недели, и поэтому, когда кое-какой прогресс, наконец-то, был налицо, оба уже были настолько вымотанными, что использовать его смогли не сразу.
Рил, лежавшая на колючем тюфяке, потянулась за гитарой. Надоело лежать просто так, ощущая, как по капле уходит из тела жизнь. Провела ладонью по струнам.
Страшно подумать, но она почти не играла этот месяц, как-то не до того было.
Я
Незаметно на дереве в листьях*
Наполняю жизнь свою смыслом,
И пряду свою тонкую нить.
Нас
Очень много на дереве рядом,
И каждый рожден шелкопрядом,
И прядет свою тонкую нить.
Того просвета, который они с Шуршевелем частью отыскали, а частью пробили сами, хватило только для того, чтобы Рил воспользоваться ма-аленькой частью своих сил, осмотреться и понять, куда занесла их судьба. Она иногда действительно чувствовала себя червячком-шелкопрядом, когда из плотного кокона тянулась одной-единственной тоненькой нитью наружу, не то рассматривая, не то ощупывая окружающий мир.
А моря
До краев наполнялись по каплям,
И срослись по песчинкам камни.
Вечность – это, наверно, так долго!
Долго…
Мне бы только
Мой крошечный вклад внести,
За короткую жизнь сплести
Хотя бы ниточку шелка.
Она совсем не удивилась, поняв, что они находятся в подземелье того самого Храма, с которым она мечтала разобраться еще, когда жила в Вангене. К ее глубокому сожалению, для разбирательств в данный момент не было никакой возможности, (да она уже и понимала, что даже будь она в хорошей форме всех ее сил не хватит, чтобы доставить ему хоть сколько-нибудь значимую неприятность) однако понаблюдать за жизнью, текущей за белыми толстыми стенами ей никто не мог помешать.
Кто-то
В паутину религий попался
Кто-то бредит пришельцами с Марса,
А я пряду свою тонкую нить.
Кто-то
Открывает секрет мирозданья,
Кто-то борется с твердостью камня.
Я пряду свою тонкую нить.
Она скользила по огромным, богато украшенным храмовым залам, по лестницам с широкими ступенями, по колоннадам и крытым переходам из одного здания в другое.
Заглядывала в кельи магов, старательно вглядываясь в их лица, не брезговала также хозяйственными дворами и жилищами слуг, людей и нелюдей. Да, такие тут тоже были.
Жизнь в Храме текла необычная и интересная. Магии было разлито столько, что хоть горстями загребай, и будь у Рил хотя бы малейшая возможность, она бы так и сделала. К сожалению, ее тоненькой ниточкой взять более-менее приличное количество силы было нереально, но она не унывала и потихоньку клевала по «зернышку», где придется. Неважно, чужой или своей, утолщая и уплотняя свой «хоботок». К сожалению, дело продвигалось очень медленно. Настолько медленно, что наблюдать за Храмом получалось, а вот опреснить хотя бы полкружки воды нечего было и думать.
Сначала Рил недоумевала оттого, что никто не замечал ее действий. Она думала, что ее охраняют, как государственную преступницу, и, следовательно, любые ее движения, тем более магические, должны будут пресекаться в корне, но потом поняла, в чем дело. Поняла, когда, случайно последовав за группой магов, наткнулась на источник.
Так вот откуда черпали свои огромные силы те люди и нелюди, которые жили в Храме!
Волшебство буквально вытекало из стены одной из пещер тоненькой струйкой, перемешанное с родниковой водой, и они распределяли эту воду до последней капли, многократно усиливая свои способности и до бесконечности продлевая жизнь.
Однако, их собственная магия при этом оставалась прежней, не изменяясь под воздействием источника ни на йоту. Не менялись ни «вкус», ни «цвет», ни «запах» – Рил это чувствовала и знала наверняка. Все маги были очень разными, у каждого был свой профиль, свое направление, свои излюбленные сферы деятельности. И только ее собственная (очень слабенькая по сравнению с их) магия была универсальной, отдаленно напоминая магию самого источника. Наверное, поэтому ее и не замечали. А может просто та ниточка, которая тянулась от нее, была такой тоненькой, что никто не снисходил до нее.
А моря
До краев наполнялись по каплям,
И срослись по песчинкам камни.
Вечность – это, наверно, так долго!
Долго…
Мне бы только
Свой крошечный вклад внести,
За короткую жизнь сплести
Хотя бы ниточку шелка.
А потом… Чем дольше смотрела Рил на ежедневную храмовую суету, тем яснее становилось у нее в голове, и тем быстрее падала пелена с ее памяти. Она вспомнила, как оказалась здесь, держа за руку Кибука, который провел ее через дверь между мирами. Как сделала первый шаг по выложенному скользкой белой плиткой полу его кельи. Как, будучи совсем молоденькой и плохо понимающей, куда она попала, окунулась в бурлящий котел странных взаимоотношений всех со всеми.
Как повзрослела, но так и не сумела принять жестокие храмовые порядки и не смогла заставить себя ему служить.
Вспомнила и пресловутое пророчество Селии, и поняла, почему ее так боялась храмовая верхушка.
Я
Не умею чего-то еще,
Я – маленький червячок,
Мир безумный проносится мимо.
А мы
Создаем своими руками
Невесомые тонкие ткани.
Красота вполне ощутима.
О, богиня, как тебе могло прийти в голову назначить Белой Девой именно меня? – Рил хотелось крикнуть это в темноту, притаившуюся в углах ее камеры, потому что в круге мутного света, отбрасываемого магическим светильником, богини определенно не было. А в темноте, кто знает? Должна же она как-то присматривать за своей посланницей?
Я не смогу! – Поняв, чего от нее ждут, постоянно повторяла про себя Рил, как молитву. – Я недостойна такой чести! У меня не хватает ни сил, ни ума, чтобы даже просто выбраться из этого свигрова кокона, не говоря уж о том, чтобы изменить мировой порядок! К тому же я – эгоистка! Когда я собиралась сцепиться с магами, я хотела всего лишь, чтобы они оставили меня в покое, и не мешали жить, как я хочу. А я хочу жить рядом с Ташем! Все, что во мне есть хорошего – это только любовь к Ташу, больше ничего, клянусь! Богиня пресветлая, мать превеликая, за что ты меня так?? Я ведь даже не твое творение…
Впрочем, из пророчества ясно, что ты получишь свое, даже если я навсегда останусь в этой проклятой камере.
А моря
До краев наполнялись по каплям,
