Я наблюдала вместе со всеми отстраненно и со стороны. Единственное, что юная дева сделала верно — это нашла укрытие — небольшой приступок под самым потолком шахты, подтянувшись через две балки. Скорпиксы плохо переносят высоту. Мое воспоминание кончалось тем, что я размазывала слезы по щекам, подвывая от бессилия — светляк трепыхался и тух, магический резерв второго круга кончался… и юная дева оставалась там одна. В темноте. Вместе с милыми желтыми пушистыми шариками, каждый из которых был более ядовит, чем полосатая гадюка у нас в предгорьях.
Сочувственный взгляд Данда я увидела мельком, когда нас швырнуло обратно в зал, закружив силой по кругу. Дандалион шел следующим — должен делиться дарами памяти последним, и это тот момент, от которого зависело, примут его в род, или нет.
…
…
«…пахло морем. Солью. Влажный ветер трепал волосы, которые цеплялись на колючки — мы пытались спрятаться внутри какого-то куста.
Тутовник. Отметила я мельком. Все побережье и склоны со стороны Хэсау усыпаны этими кустами. Они прекрасно горят, и подходят для розжига.
— Вот он! Держи его! — подначивающие визги сзади были восторженными, как и «эге — гей», приправленные хорошей долей злобы — мы заставили их побегать за нами.
Данд заработал локтями быстрее, но не успел. Нас дернули за шкирку, перехватив за косу и рванули обратно. Щеку обожгло — царапины сразу набухли кровью.
— Выродок! — удар по ребрам был предсказуем — мы сгруппировались, но было больно всё равно. — Вы…, — удар, — … ро…, — ещё один удар, — …док! Если я опоздаю на обед, тебе лучше не возвращаться сегодня!
Губу нам разбили тоже, в носу захлюпало — старая Стефа опять будет ругать, что изорвал и запачкал форму.
— Где Хорь?
— Тащится, — кто-то сплюнул сквозь зубы. — Он же толстый, а подъем в гору…
— Выродок! Нужно было бежать именно сюда!
Чужие, отделанные тонкой змеиной кожей по краю голенищ, черные сапоги остановились прямо перед лицом. С металлическими набойками на носах — Рэйко Хэсау. Первый Наследник клана.
Рэйко присел рядом и цепко схватился пальцами, вспыхивающими льдисто-голубым, за подбородок, разворачивая голову.
— А мог бы быть братом…, — протянул он удивленно. Сзади глухо заржали. — Но твоя сука-мать отказалась стать Наложницей Главы, официальной… и предпочла стать подстилкой «породнившегося»… сын подстилки… звучит хорошо? — пощечина отбросила нас обратно. Шекков Рэйко брезгливо вытер пальцы о край ханьфу. — Ты — выродок, несчастливая случайность, ошибка, которой вообще не должно было быть…
Мы ненавидели его. О, как мы ненавидели его. Эти черные глаза, эти песочного цвета волосы, эти белесые ресницы — Рэйко был близорук, но тщательно скрывал это. Целители не брались править до малого совершеннолетия. Как и скрывал то, что был слаб, а Наследнику такого клана, как Хэсау быть слабым непозволительно. И потому брал звериной жестокостью, компенсируя этим недостаток силы.
— Хорь! — кто-то присвистнул. — Ну, наконец-то!
— Давайте! — скомандовал Рэйко властно, но голос в конце сбился на фальцет.
Толстый Хорь, пыхтящий, как боров, притащил на плече ковер, который с облегчением сбросил на поляну.
— Подстилка для сына подстилки! Ну-же! Разворачивай!
Пыльный ковер растянули по углам, закатали Данда внутрь, пинками, и потом плотно закрутили обратно.
Колебания силы над головой мы скорее ощутили, чем услышали — несколько плетений, и одно из них точно стазис — все тело онемело, и мы не чувствовали ни рук, ни ног.
— Попутного ветра! — кто-то подкатил рулон из ковра к краю оврага, и его хорошо пнули, попав по голове.
— Стой! Наставник хватится, пусть лежит здесь до самой ночи…
— Толкнем, пусть улетит вниз, — поднывал уставший Хорь.
Но в овраг нас не столкнули. Попинали от души и ушли. Кто-то смачно харкнув, плюнул сверху.
— Знай свое место, сын шлюхи…, — последнее, что мы слушали — это был издевательский ржач.
Мы глотали пыль в темноте, задыхались и ревели.
Йок хватится его нескоро и найдет только ближе к вечеру. Старая Стефания говорила ему — не высовываться, сидеть тихо, ходить тихо, дышать тихо… но иногда он просто забывал об этом. Как сегодня, когда обошел Рэйко на тренировочной площадке.
Наследник Хэсау рос мстительным гаденышем, как любил выражаться сир Люци.
Он подождет. Вырастет. И непременно дождется, когда его заберет отец. Его примет род Блау и тогда никто, никто больше не сможет сказать, что он — выродок. Случайность. Ошибка, которой не должно было быть.
Ошибка, которая убила свою мать.
Он шмыгнул носом и засопел. Он отомстит — всем и каждому, чтобы больше никто не мог сказать, что он — слабый»
….
…
Нас вышвырнуло обратно из воспоминаний в алтарный зал и… в этот момент все изменилось. Ласковое тепло сменилось обжигающим пламенем, гранит начал жечь ладони, непонятно откуда взявшийся ветер ярился и трепал волосы, дядя начал читать катрены снова, четко и громко проговаривая слова на староимперском, почти крича, но… это не помогало.
Круг силы сжался пружиной вокруг нас, и Данда просто вышвырнуло за его пределы.
Предки сказали свое слово.
Нож я схватила первой, успев на доли мгновения раньше дяди, полоснула по ладони крест-накрест, глубоко, так глубоко, что потребуется декада, чтобы свести шрамы, и припечатала со всей силы алтарь сверху.
Кровь растекалась вокруг, гранит шипел, впитывая отданное добровольно, Аксель и дядя пытались держаться, идя против силы, но их стаскивало обратно — в сторону выхода.
— Поговорим!
Ветер стих внезапно, свет стал ярче, сияние начало обретать плотность, и над алтарем соткалась фигура светлой пра-пра — витые косы короной вокруг головы, наряд по моде давности трехсот зим, и строгий непримиримый взгляд — будут песочить.
Аксель и дядя смотрели вперед застывшим взглядом — предки опять разделили потоки и показывали каждому своё? Каждому. Из семьи. И Данд тоже смотрел вперед с застывшим взглядом. Значит, старые хрычи просто решили увеличить сумму и предмет торга.
Что они хотят от нас на этот раз? От меня и от дяди?
Прежде, чем фигура пра-пра проявилась полностью, я взяла инициативу в свои руки.
— Вы бы никогда не выбрали меня. Сами — никогда. Слабую. Светлую, — я позволила тени усмешки скользнуть в глазах. В эти игры можно играть вдвоем. — Я много думала об этом. Если только у вас не было другого выбора.
Фигура пра-пра заметно колыхнулась, увеличивая сияние.
— Вы бы никогда не дали мне и единого шанса. Но… просто не было никого кроме, не так ли?
«Нет…» — корона из кос плавно качнулась из стороны в сторону.
— Да…, — старческий скрипучий голос раздался везде и нигде одновременно. Властный настолько, что хотелось склонить голову. Вот у кого следует брать уроки дяде. Мужская фигура соткалась за женской, но очертания остались размытыми — им не хватает силы? — …не выбрали бы… бесполезная… слабая…
— Слабая… и дело не в клине, — продолжила я тихо. — Дело в том, что я была последней? И я умерла. Вернуть можно только последнего?
— Да, — снова равнодушно припечатал мужской голос. — Использовать то, что есть.
— Дядя ведь не сам сообразил, — я прижала ладони к алтарю ещё сильнее — красные дорожки побежали быстрее, заполняя борозды, и стукнула краем одного наруча Арритидесов о другой, — ему помогли? Вложили в голову эту мысль, не так ли? Я долго думала, какого демона Мастер-артефактор решил понадеяться на чужие артефакты, непроверенные, с неизвестными функциями… решил внезапно… дядя не верит никому кроме себя и…, — я смотрела прямо в серебристое марево над алтарем, — и предков.
Старые хрычи заигрались. Какую бы цель они не преследовали — результат может быть только один — благо для рода. Но общее благо не всегда означает благо для отдельно взятых его членов.
Любой сильный новый член усиливает род, алтарь, дает подпитку. Данд связан кровью, и идеален в качестве кандидатуры — они должны были ухватиться за него, но… не сделали этого.
