— Плети, дура! — скомандовал горец. — Быстро! Черная!
— Но… я не могу, — я сделала полшага назад, — мы не можем оставить его на смерть… я целитель, я приносила клятву лечить…
— Черная. Или пошла вон. За дезертирство и невыполнение приказов — распоряжение убивать, — горец разворачивал в воздухе первые узлы плетений ледяных игл.
— Вы не посмеете…
— Черная. Или пошла вон. Дай мне повод, — уже три базовых узла почти полностью сформированной структуры боевого плетения искрили силой в воздухе. — Дай мне повод, Блау, — в темных глазах горца полыхала старая и откровенная ненависть.
— Проблемы, Сакрорум? — крикнули от палаток.
— Попытка к бегству, — отозвался он ядовито. — Черная метка, Младший целитель. Выполнять распоряжение.
Плетения вышли у меня не сразу, я постоянно сбивалась, пока не опустила глаза, чтобы не видеть чужой взгляд.
— Черная…
— Черная…
— Черная…
…
Я рыдала, сидя на небольшой, грубо сколоченной наспех лавочке, за палатками. Пятнадцать человек — ровно пятнадцать «черных меток», ровно столько мы оставили умирать… просто умирать там на снегу. И силу тратить на них было нельзя — вдруг нужно помочь в операционных.
— Минус один, — мерзкий голос горца сухо произнес сзади. — Из-за того, что потеряли время — минус один. Не хватило силы, чтобы вытащить, потому что я потерял время на метки. Радуйся, Блау, твой личный счет смертников открыт.
Плетения я сплела раньше, чем успела сообразить, и получила крепкий подзатыльник, который сшиб меня с лавки, свалив в грязь, перемешанную со снегом.
— Субординация, Блау. Нападение на старшего по званию?
— С-с-скорпикс…
— Не слышу, Блау.
— Перестань.
Я повернулась — пухлый, невысокий, совершенно ничем не примечательный человек, в простом сером ханьфу под плащом, какие носили торговцы, стоял рядом с горцем, сверкая половинками очков.
— Сбежит завтра же, — презрительно выплюнул горец прямо над моей головой.
— Тц-ц, — прицокнул пухляш.
— Забьемся. Ставлю пять нашивок, что она не выдержит уже завтра… слишком слабая… — они хлопнули по рукам, стукнувшись предплечьями прямо над моей головой, и горец ушел развязной походкой, презрительно оттопырив вверх средний палец.
— Сакрорум, — произнес пухляш извиняюще, и протянул мне руку, чтобы помочь встать. — Горцы они все такие…
Я шмыгнула носом, вытерла руку от грязи и протянула вперед.
— Они всегда ставят новеньких на «сортировку», — пояснил он устало. — Чтобы если сбежали, то сразу. Можно перевестись в Кернский госпиталь, Мастер не будет против.
— И многие… сбегают?
Пухляш неопределенно пожал плечами и отвел глаза.
— Меня учили лечить, а не… бросать, — выдавила я горько. — Сколькие из них доживут до утра?
— Немногие, но те, кто дотянет, получат помощь… если будет время… и целители. Им просто не хватает сил.
— Штат должен быть укомплектован полностью!
Пухляш смотрел на меня снисходительно.
— Это всегда выбор, юная леди. Остаться, стать Старшим Целителем, Мастером… тогда тех, кто остался сегодня там будет уже не пятнадцать… им просто не хватает рук.
Я шмыгнула носом и заревела. Снова. Пятнадцать «черных меток» меньше чем за десять мгновений. Одно дело — убить, защищаясь, спасая свою жизнь… и совсем другое… вот так. Просто оставить их умирать. В Академии нас к такому не готовили.
— Последний курс? — пухляш кивнул на блестящий новенький значок целителя.
— Девятый, — прогундосила я тихо. — Десятый — экстерном, и… без практики.
— И — Легион?
Я пожала плечами — не он один считал эту идею дурацкой. Фей отговаривала меня почти декаду.
— Леди, я поставил на вас, сейчас вы не знаете, но поверьте, пять нашивок — это очень много. Сакрорум считает, что вы — слабая, я — нет, не разочаровывайте меня.
Я стиснула зубы и вытерла щеки ладонью. Первый раз за последние декады после Столицы внутри шевельнулось что-то горячее, похожее на ком обжигающей ледяной ярости.
Слабая? Я покажу этому горскому козлу, кто из нас слабый! Сын скорпикса и псаки.
— Фрай, — спохватившись, представился пухляш с милой улыбкой, сверкнув очками. — Здесь все зовут меня просто — Фрай».
…
…
…
Воспоминание повторялось и повторялось, закольцевавшись.
«… черная метка… дай мне повод, Блау… забьемся… слабая… слабая… слабая… я поставил на вас… пять нашивок — это много…»
«…черная метка! Черная!..»
Лицо Нике кружилось перед моими глазами — совсем юное, родное, ещё без шрамов. Раз за разом он отвешивал мне подзатыльник, как Младшей.
«…черная, черная, черная, черная…»
Сила внутри таяла стремительно — алтарь жрал и не мог остановиться, жертва отданная добровольно должна быть принята. Интересно, третий круг уже… или ещё?
— … остановись… — голос пра-пра долетал издалека с какими-то помехами. — … остановись, Вайю…
Я и алтарь сейчас составляли единое целое, заключенные в кокон силы, куда не мог пробиться никто — лица дяди, Акса и Данда мелькали за пеленой.
— Останови ритуал! — орал Акс, плетения вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли, но он не мог пробиться. — Останови, или он сожрет её! Высосет до капли!!!
Что-то кричал в ответ дядя, расширенными от ужаса глазами смотрел Данд — почему-то именно это отпечаталось в уме — мальчик первый раз увидел оборотную сторону родовой силы.
Алтарь никогда не откажется от добровольной жертвы.
Воспоминания кружились калейдоскопом, повторяясь раз за разом, сила утекала по капле, и…
— Остановите ритуал! Остановите! — Дандалион кричал громко, дергая дядю за рукав ритуального халата. — Я отказываюсь! Слышите?! Я отказываюсь! Я не хочу так! Я отказываюсь от принятия в род Блау… Отказываюсь!!!
Прежде, чем затихли последние слова, высоко сверху, прямо под купольным сводом алтарного зала, на родовом гобелене расцвела новая звезда — вспыхнула так ярко, что в подземельях стало светло, как днем.
Звезда Дандалиона Блау.
* * *
Мы уходили, поддерживая друг друга — я и Акс, оставляя за спиной дядю и Данда, который сидел, привалившись к алтарю, в восхищении задрав вверх голову — смотрел на россыпь звезд. Предки были щедры сегодня и подсветили всю его линию до седьмого колена. Он читал вслух имена, едва шевеля губами, и водил пальцем, вокруг которого кружилась льдисто-голубая сила, уже прочерченная темными сполохами Блау. Пройдет пара декад и тьмы станет больше.
Дядя расслабленно обнимал Данда, придерживая за плечи — мы оставили их наговориться. Чтобы закрепилась сила, которая прокладывала новый путь по меридианам, чтобы родовые корни стали крепкими и нерушимыми — ему нужно несколько декад каждый день бывать в алтарном зале.
Новая сила, как и новый круг — это всегда боль, когда она прожигает себе путь. Луций говорил — чтобы помнили. Мы можем забыть хорошее, но боль помним всегда.
Стоять ровно я не могла, привалившись к стене в коридоре — Аксель сам искал и надевал тапочки на заледеневшие ноги, укутывал в плащ, и потом почти тащил на себе по лестнице.
Хорошо, когда брат сильный и большой.
В холле первого яруса было безлюдно — едва теплились пара светляков, оставленных на ночь — дядя разогнал всех слуг, дав четкие указания на этот вечер.
— Сама или понесу? — Акс притормозил у лестницы.
— На ручки, — сегодня можно побыть капризной.
Акс шагал широко, перескакивая сразу через две ступеньки, подбрасывал меня, перехватывая удобнее, и молчал. Сумрачно. Не рад новому брату?
— Секундус? — выдала я тихо. — Или Октавиан?
— Что?
— Хоть убей, не помню, какое будет второе имя — какой по счету будет Дандалион в нашем роду.
— Терций, — пробурчал брат. — Пора уже выучить родовое древо, мелочь…
— Дандалион Терций Блау? Данд Терций? — я захихикала. — Теперь тебе будет кого звать Малыш Терци…
Когда Акс оставил меня в комнате, предварительно проверив купальни, смеяться расхотелось.