Машем.
Сначала Такеру даже не отреагировал, сидел и смотрел ровно так же (в психушку ее сдавать надо срочно), но потом воздух наполнился искрами. Такеру отпрянул, его глаза расширились, он подался назад и чуть не упал, вовремя спохватившись. Искры повисели в воздухе недолго, а потом исчезли. Оставив на лице Такеру такое изумление, какого я не ожидала увидеть ни на чьем лице. А он…
— Это… что ты сделала? — Хрипнул он вместо голоса.
— Как и обещала, искры создала, — нервно хихикнула.
— Это… — он тыкал прямо перед собой, а потом рациональность взяла его за горло, — нет, это нереально. Это трюк! Повтори!
— Хорошо…
И я повторила. В этот раз Такеру вскрикнул и вскочил на ноги.
— Что ты творишь? Этого не может быть!..
— Да-да-да, я понимаю, вот, возьми, выпей водички, — предложила я бутылку.
Такеру делал тяжелые, глубокие вздохи, пытался успокоиться, свыкнуться с этой мыслью. Едва ли получалось. Но факта это не меняло.
— Это магия. Настоящая магия. Ты не придумываешь. Ты не придумываешь…
И, похоже, последнее его впечатлило больше всего. Я думала: ну, ладно, сейчас отойдет. Ага!
Какое-то время он метался у меня по комнате, а потом взял, лег лицом в стенку. И уснул. Я была в еще большем шоке, наблюдая всё это, но разбудить его не получалось вообще никак. Не вариант. И что делать?
Не нашла ничего лучше, как лечь самой. Ну, а чего он? Я устала…
Наверное, мне все-таки снились сны. Но все они казались нереалистичными, сбивчивыми, слишком яркими. Пролетели быстро, словно вспышка. Может, потому что полночи мы с Такеру обсуждали мои приключения?
Проснулась я от лучей солнца. Вздрогнула, когда заметила Такеру, который к этому моменту уже не спал. Он как раз сидел рядом со столиком, уставившись в пол. Опять он в небытии.
— Доброе утро, — вежливо поприветствовал меня он, я кивнула в ответ. — Прости. Я вчера был слишком удивлен.
— Да я уже догадалась, — зевнув, потянулась, как следует, и слезла с кровати.
Наверное, выгляжу ужасно, к счастью, Такеру на меня не смотрит. Все еще потрясен. Что же…
Я дала ему еще немного времени, пошла приняла душ, привела себя в порядок. Такеру всё. Даже на миллиметр не сдвинулся. Но когда я вернулась, все-таки среагировал на меня, посмотрел. А потом сказал то, чего я уж совсем не ожидала.
— А можно взглянуть на твой ожог?
Оказывается, он не просто растерял все мысли, наоборот, он усердно думал все это время! Ну, надо же! Правда… показывать ожог.
— Эм… я не против, конечно, — против-против, — но… почему ты захотел на него взглянуть?
— У меня появилась одна мысль, — объяснил Такеру. — Не волнуйся, я к тебе даже не прикоснусь.
— Что?
— Извини. Не надо показывать.
Да, знаю, Шину я ожог показала легко. Но то был Шин… да и я была в бреду, очарована шинигами.
— А что у тебя за теория?
— Моя бабушка живет в деревне, и когда я был маленьким, я гостил у нее каждое лето, — стал рассказывать Такеру. Похоже, и правда, все это время он напряженно размышлял. Надо же! — Так вот, я был непоседливым ребенком, все время убегал с друзьями на рисовые поля. А она меня бранила за то, что возвращаюсь поздно. И приговаривала: «Вот разозлишь ёкаев, отметят они тебя, а потом заберут с собой, когда им понадобишься».
Темные глаза Такеру встретились с моими, и я замерла. Что? Что?.. Что?..
Сердце стало биться в два раза чаще, несколько минут я переваривала полученную информацию, а потом наплевала на всё, стянула с себя свитер, оставшись в майке. Повернулась к Такеру спиной и спустила бретельку, демонстрируя ему ожог. Такеру чуть придвинулся, но, как и обещал, даже не попытался ко мне прикоснуться. Его взгляд изучал ожог скрупулёзно и очень внимательно. Я буквально ощущала, как он это делает. Ждала.
— Ты… позволишь? — Наконец спросил Такеру осторожно.
— Что именно? — Опасливо обернулась я.
— Перерисовать, — объяснил он.
— А. Да.
Кивнула ему на стол, мол, «там карандаш и листы». Такеру потянулся за ними, забрал, а потом взялся перерисовывать. Долго он это делал, а мое нетерпение заходило за рамки и границы предложенного. Так хотелось крикнуть «быстрее!», я терпела из последних сил.
— Всё, — наконец-то!
Натянула лямку, повернулась и примкнула к рисунку. Хм… какие-то обуглившиеся кусочки. Даже ожог ненормальный. Такеру взялся изучать его также тщательно, как обдумывал всё, что узнал прошлой ночью. Покрутил листок и так, и сяк, но я лично ничего в этой кляксе не увидела.
Но это я.
— Подожди-ка… — внезапно глаза Такеру загорелись.
— Что? Что ты видишь? — Вытаращилась на него я.
Он будто бы остался один, не услышал моего вопроса, взял еще один листок и снова перерисовал рисунок. Только в этот раз он не закрашивал, а обвел контур. Поднял лист, я уставилась на него вместе с Такеру. Он ждал. Я не понимала, чего именно.
— Ты ничего не видишь? — Не выдержав, спросил меня Такеру.
— Клякса. Или это, как пятна Роршаха? Нужно додумывать самой?
— Нет, приглядись: видишь в центре? Линии плавные, образуют будто мордочку.
— Чего? — Сморщилась я.
— А с краев… это хвосты… раз, два, три… семь, восемь, девять. Видишь?
— Нет, но к чему это ты?
— Я не знаю, была ли права бабушка, но… Риса, — Такеру заглянул мне в глаза, — похоже, на тебе метка кицунэ.
Глава 19
Пару секунд я смотрела на Такеру, он на меня в ответ. Повисла напряженная пауза, которую усложняло много факторов. Но основным все еще оставался инцидент в лесу. Я думала вот о чем: если этот кицунэ, как угодно, оставил метку… почему я, а не Нацуэ?
— Так, с этого места поподробнее, — попросила я Такеру.
Он вздохнул, будто до этого момента не знал, как реагировать, снова стал изучать мою метку, перерисованную дважды. Спорю, он очень хотел посмотреть на нее вживую, но зачем тогда перерисовывал?
— Я не слишком хорошо всё знаю… — признался он, но чуйка подсказывала мне, что это не совсем правда.
— Такеру, — позвала я, он снова принял отстраненный вид, притворившись, будто занимается изучением собственного рисунка. — Расскажи мне, это же важно.
Он подумал. Поджал губы, вздохнул. Потом коротко кивнул и понеслась.
— Бабушка рассказывала, что некоторые ёкаи пожирают души, — спокойно так о моей душе заговорил он. Ладно, он же не виноват в этом. Слушаем дальше. — Она рассказывала мне, что иногда ёкаи оставляют метку на людях. Та бывает незаметной, но проникает человеку под кожу, постепенно проникает и в него.
— И что происходит дальше? — Нервничала я.
— Как я уже говорил, она поглощает душу, — не отрываясь, смотрел на собственные рисунки Такеру.
— Ладно. Давай попроще: что будет со мной?
— Я не знаю, — честно ответил Такеру. — Я в ёкаев верил, как в сказки, а тут такое…
— Очевидно, бабушка у тебя знающая, — пыталась не сворачивать с пути я. — Что ещё она тебе говорила?
Такеру снова вздохнул, я видела, что он просто не хочет раскрывать мне все карты, поэтому и продолжала тянуть из него это клещами.
— Говорила… метка — это знак принадлежности, — нехотя признавался он. — Когда твою душу поглотит (он бегло с опаской глянул на меня), кицунэ призовет тебя.
— А дальше! Ну, Такеру! Я уже поняла, что все паршиво, но можно не тянуть кота за… говори!
— А дальше я не знаю. — Он наконец-то смотрел на меня. — Он заберет тебя, и ты будешь ему прислуживать.
Тут уж мой скептицизм взял верх.
— Прислуживать, — скривившись, я с сомнением вскинула бровь. — Такеру, прости, конечно, но на кой черт бессмертному ёкаю сдалась вообще я? Что? Некому лес подмести?
— Большего я не знаю, — раздраженно бросил Такеру. Потом, видимо, подумал и решил, что так-то не очень вежливо. Добавил уже тихо: — Знаю только, что в детстве боялся быть похищенным ёкаями. Бабушка говорила, что после этого не возвращаются домой.
— Так, давай позитивнее, — предложила я. — Как там говорят психологи? Признание проблемы первый шаг к ее решению? Вот! Мы признали! У меня тут метка кицунэ. Да, неприятно, но! Бабушка-то у тебя мировая! Мы можем ей позвонить?
