Ее слова, сказанные со зла, его не взбесили, нет, они… привели его в замешательство, он не знал, как на них реагировать. И, похоже, впервые в жизни оказался в замешательстве.
— Тебя никто не называл любимым?
Амон повел бровью. Это было опасное движение. То ли собирался броситься, то ли ударить, то ли отпустить и уйти. Ждать можно чего угодно. Кэсс напряглась, но все равно не смогла скрыть любопытства. Он растерян? Почему? Коварная улыбка тронула уголки губ и исчезла. Коротенький шажок вперед, лукавый прищур… Слова полились сами собой:
— Когда я смотрю на тебя, мне иногда хочется сказать… что ты очень красивый, — девушка осторожно провела рукой по напряженной шее.
Демон молчал.
— Что без тебя мой мир был бы пустым и тоскливым, — прохладные пальцы скользнули вверх, зарылись в светлые волосы.
Зрачки прозрачных глаз расширились, и он неосознанно отступил.
— А еще хочется постоянно называть тебя ласково: Амошка, — продолжила наступление осмелевшая рабыня.
Мужское лицо и без того не наделенное эмоциями совсем окаменело, лишь в зрачках полыхал дикий огонь: злость, смятение, удивление… Да что с ним? Кассандра наступала, а её мучитель, почему-то внезапно растерявший всю свою уверенность, пятился, пока не упёрся спиной в дерево. Девушка подошла совсем близко, как не осмеливалась ещё ни разу в жизни. Она смотрела в его беспокойные глаза, с торжеством осознавая, что есть ещё несколько слов, которые ранят Амона сильнее.
Упоение победой смешивалось с мстительным наслаждением — она нашла болевую точку у этого жестокого существа! Он не умел быть нежным, нежность его пугала, и сейчас, когда он стоял перед ней, растерянный, напряженный, то был слабее котенка. Осталось немного — пара ласковых слов, жестокая насмешка и все — она выиграла бой! Впервые выиграла!
— Я буду бить тебя так, что ты неделю не сможешь говорить, — хрипло, с мукой в голосе, пригрозил он.
— Любимый мой, дорогой, самый родной… — Кэсс сделала паузу перед последним выпадом и даже нарочно понизила голос, чтобы он звучал проникновеннее. — Единственный…
Она поднялась на носочки и последнее слово прошептала ему в ухо.
Боль в глазах демона мешалась с ненавистью, уязвимостью и… надеждой. Рабыня перевела дыхание, чтобы сказать последнее, что уничтожит её Хозяина, выжжет в нем все то, что ещё способно бояться и доверять: «Ни от кого ты этого больше не услышишь. Запомни. Я первая и последняя, кто тебе такое сказал, да и то не всерьез». Она уже видела, как мертвеет его лицо, как он пытается справиться с собой после её горьких и жестоких слов, как гаснет и остывает в его глазах надежда. Навсегда. Так же, как погасла в ней! Но вместо ожидаемой злобной тирады неожиданно для самой себя сказала совсем другое. Сказала тихо и впервые с мольбой:
— Поцелуй меня.
Она стояла так близко, что даже через одежду чувствовала жар его тела. Кэсс заглянула демону в глаза. Они уже не были человеческими, на заливающемся чернотой лице вспыхнули пламенеющие узоры, но она не боялась. Она стояла и ждала, ругая себя за глупость, но все же надеясь на то, что…
Он наклонился и взял её лицо в ладони. Желтые глаза прожигали свирепым огнём. Девушка не понимала, кто сейчас смотрит на неё — зверь, человек или демон? Но когда жадные руки стиснули её талию, осознала — ей все равно, кто он. Кем бы ни был. Только бы держал, только бы не отпускал. Только бы не причинял боли. Она выбросила из памяти все, что было плохого. Остались его руки, губы, его нежность… Растворяясь в объятьях Амона она поняла, что не боится смерти и не может думать ни о чем, кроме его прикосновений. Ничьих рук на своем теле она не жаждала так отчаянно и страстно, ничьих поцелуев. Выпить его ярость, погасить его жестокость, любить его, несмотря на обиды, несмотря ни на что. Просто любить.
Хозяин зарычал, подхватил рабыню и, резко развернувшись, впечатал ее в ствол дерева. Кассандра ослабла в его руках. Она не могла уже ни отвечать на поцелуи, ни отзываться на ласки. Тело таяло под его прикосновениями, мысли путались. Молочная кожа, мерцающая в свете угасающего костра, казалась мраморной и прохладной.
Демон отстранился. А невольница запрокинула голову, словно распятая. Он смотрел на неё — нежную, белую, трепещущую, такую хрупкую, такую слабую… Хотелось рвать, терзать, причинять боль. Как она могла доверять ему? Как могла закрыть глаза и распахнуться для ласк? Отдать это нежное сливочное тело ему — черному, звероподобному? Амон снова зарычал и прильнул поцелуем к прохладной девичьей шее. Кассандра выгнулась, чувствуя, как гуляет по телу огонь его прикосновений. Неистовый Зверь сжигал ее в своем пламени, а она хотела сгореть! Обжечься и исчезнуть — это лучше, чем едва тлеть. Она выдержит, все выдержит, только бы также обнимал, только бы не смотрел пустыми глазами… Он оторвался от нее на мгновение и хрипло спросил, потянув за волосы:
— Единственный?
— Да.
— Первый?
— Да.
На человеческое лицо стремительно наползала тень, внутри глаз мелькнула тьма.
— Тогда почему сбежала?
Она не хотела говорить, но от взора желтых глаз ничего нельзя было скрыть. Он узнает, так или иначе. Вспомнился случайно подслушанный разговор, ее отчаяние, слезы и непролазная чаща.
— Я… заблудилась, — Кассандра не смогла бы сказать больше, даже пытай он ее, но демону это было не нужно — увидев ее воспоминания, хищник ринулся прочь.
Вожделенная добыча… Собственность… Забава… Она подалась вперёд, обвивая ногами яростное горячее тело. Амон снова впился губами в нежную шею. Мир померк.
Они упали в траву — прохладную и мягкую. Девушка перекатилась, чтобы быть ближе. Зверь снова издал утробный рык и вот она уже подмята, впечатана в землю. Она попыталась, вновь найти его губы, но её грубо перевернули на живот, в лицо ударил запах влажной лесной травы и прелой земли. Животное начало этого свирепого существа не позволит ей быть на равных. Только полное подчинение. Только унижение. Что ж, она ведь сама хотела.
Жесткие горячие ладони легли на бедра и резко дернули.
Не о таком мечтает девушка, не знавшая мужских ласк. Не о таком. Но ничего другого ей не предлагалось. И бессмысленно, наверное, было ждать от него нежности и тепла. Только опаляющий жар, мучительно обжигающий, только пламя и боль.
Демон рванул девушку на себя. Зверь был в своем праве, как это всегда и случалось — он поглотил человека и рвался удовлетворить дикую жадность. Амон видел, как стремительно наливаются чернотой его руки, как на месте человеческих ногтей вырастают длинные когти. Она не переживет эту ночь, если он не сможет удержать Зверя. Другие выживали, но она не сможет, потому что никого и никогда он не желал так исступленно, так яростно.
