— А-а… Откуда? — совершенно обалдевшая супруга уставилась в россыпь десятитысячных бумажек.
— Я наконец-то запатентовал способ ультразвуковой трамбовки стали, — уверенным тоном ляпнул Пустынник, — над которым работал последний год. Оформляю документы по применению его в Европе и Америке. Они по тысяче долларов в неделю платить обещают. Завтра еще дадут. Вот возьми. Там вино, фрукты. Да, видеокассет я нашему мальчишке несколько купил. Пусть посмотрит.
Маг всучил сумку с едой Марине, вторую сунул под вешалку, а сам повернул в ванную, включил воду, ополоснул лицо.
— Подожди, — прошла следом супруга Анатолия Метелкина. — А это надолго?
— Навсегда. — Пустынник вытерся, протиснулся мимо женщины, заглянул в комнату. Там выхрастый мальчишка уже совал в видик новую кассету. Имени его вспомнить никак не удавалось, а потому двойник главы семьи решил отпрыска не отвлекать, повернулся к жене: — Небось, не ели без меня? Ну, так давайте садиться. Штопор где?
— Подожди, — никак не могла прийти в себя жена. — А за что тебе будут столько платить?
— За то, что я придумал новый способ обработки стали, — пожал плечами маг.
— И сколько?
— Вообще-то, сколько захочу, — усмехнулся Пустынник. — Ты цветы-то в вазу поставь. Или не нравятся?
— Ой, конечно, нравятся, — спохватилась женщина. — Какая прелесть! Спасибо, Толя.
Она чмокнула мага в щеку, побежала на кухню, но минутой спустя высунулась снова:
— А-а…
— Сколько угодно, — кивнул Пустынник. — Построим дачу вместо времянки, баню построим, машину поменяем, мебель, квартиру. Все, что хочешь. Можешь тратить сколько угодно, мне еще дадут.
— А я? — оглянулся от телевизора мальчишка.
— И ты, — спокойно согласился маг.
— А тебе об учебе, а не о деньгах думать нужно, — моментально отреагировала женщина. — Пойдем, Толя, я тут салат сделала и сосиски сварила. Мясо вечером пожарю, хорошо?
Неожиданно Пустынник вспомнил, где обычно в этом доме хранится штопор, — открыл бар, достал деревянную полоску с торчащей в сторону хромированной проволочной спиралью, пару хрустальных фужеров на тонкой ножке, пошел на кухню.
Розы уже возвышались в вазе, затеняя половину стола. Салат из огурцов с помидорами горкой лежал в пластиковой миске, в эмалированной кастрюльке плавали пять сосисок, на сковородке на плите дожаривалась картошка. Маг покачал головой, но укорять женщину не стал, быстро вогнал штопор в пробку бутылки, выдернул и наполнил бокалы. Поднял свой, взглянул на женщину сквозь розовый полупрозрачный напиток:
— За тебя, моя любимая, за тебя. Если бы не ты, моя хорошая, я бы не смог добиться ничего. Ты самая лучшая из всех. Ты самая красивая, самая ласковая, добрая и терпеливая. Даже не представляю, как бы я без тебя жил, родная моя.
— Я? — словно не поверила своим ушам Марина. Потом подняла глаза на розы, прикоснулась ладонью к одному из бутонов. — Какая красота. Не ждала.
— Должна была ждать, — улыбнулся Пустынник. — Ведь ты же знаешь, что я люблю тебя и ради тебя готов на все. Я обещал тебе, что в нашей жизни все будет хорошо, и теперь я смогу свое обещание выполнить.
— Какой-то ты сегодня, Толя… — покачала она головой, беря в руки бокал с вином, — не такой…
— Просто самое тяжелое у нас теперь позади, — пожал плечами маг. — Я могу больше не думать о работе и деньгах. Теперь я стану думать и помнить только о тебе.
— Правда? — Марина прикоснулась пальцем к уголку глаза, словно хотела согнать оттуда непрошеную слезу. — Ты говоришь правду?
— Конечно, любимая, — кивнул Пустынник и еще раз приподнял фужер. — За тебя.
Женщина выпила вино, положила себе сосиски, потом разложила картошку со сковородки себе и магу, стала есть, время от времени бросая неуверенные взгляды то на мужчину, то на пахнущую сладковатым нектаром охапку роз. Пустынник, прикоснувшись к вину одними губами, с интересом наблюдал за происходящими в ней переменами. Она никак не могла поверить в то, что муж любит ее, как в медовый месяц, что для них оборвалась полоса нищеты и экономии. Но ее Толик сидел напротив, не отрывая глаз, а букет стоимостью в три его зарплаты занимал чуть не половину кухни. И она начинала верить…
— Ты чего не ешь-то, Толь? — кивнула она на сосиски.
— Чего-то не лезет уже, хорошая моя, — покачал он головой. — В фирме банкет устроили в честь подписания договора. Пришлось поесть вместе со всеми. Так что не хочу.
Разумеется, Пустынник не ел. Как и все опытные маги, он знал, что долголетие и еда несовместимы. С пищей в организм попадает не только энергия, но и шлаки, яды, грязь, которые постепенно накапливаются, отравляют человека и загоняют его в могилу. И каждый посвященный, желающий вырваться из толпы смертных в касту колдунов, первым делом постигал тайну чистого питания. Его секрет прост: не принимай пищу. Поглощай только энергию. Тогда тело твое, не занимаясь переработкой чуждой плоти в свою, не поглощая ничего и ничего не выделяя, перестает изменяться. И становится вечным.
Способов получения чистой энергии много. Тибетские дикари, говорят, каким-то образом впитывают ее прямо от солнца. Правда, в этих варварских местах достигшие уровня мага мудрецы зачем-то уходят из мира в горную долину под названием Шамбала, а потому ничего толкового про них никто никогда не слышал. Русские собирают энергию со всех смертных страны — в их столице есть какие-то алтари, на которые стягивается чувство любви к Родине, а потом глава Круга распределяет ее среди своих слуг.
Западная школа никогда не стремилась выстраивать общей иерархии или уходить из мира. Здесь каждый колдун сам за себя и выкручивается как умеет. Кто-то просто походя высасывает энергию с окружающих смертных. Кто-то выдаивает отдельных смертных досуха. Выбираешь себе жертву, ловишь, потом вешаешь на дыбу где-нибудь в подвальчике в уединенном месте и начинаешь жарить ее на углях, рвать ногти, выжигать клейма, переламывать по очереди все косточки до последней. Смертный воет и мечется от боли, выплескивая из себя все, что можно, и ты сосешь его энергию, сосешь, сосешь… Пока он не превращается в мертвый бесполезный кусок мяса. В свое время Пустынник научился обходиться без еды именно на таких «коровах». Когда он переехал в Америку, там не имелось ни церкви, ни чьего-либо пригляда за местными дикарями. Безо всяких ограничений колдун и дорвавшиеся до власти переселенцы пытали детей и взрослых, сжигали целые племена и роды, травили индейцев собаками и рубили им конечности, отпуская потом на волю. Энергия умирающих смертных лилась во все стороны не просто щедрыми потоками — она хлестала целыми морями и океанами, и не ощутить ее, не научиться впитывать было просто невозможно.
