Эрвин не сразу понял, что этот тихий, певучий голос принадлежит ларе.
– На лошадей они не пялятся, дорогая Ди-и-ниль, – поправил ее лар. – Потерпи немного, мы уже почти на месте.
Нежно-зеленый взгляд лары обошел толпу. Эрвин почувствовал легкое прикосновение ее глаз.
– Вот этот какой-то другой. – Она кивнула мордой на Эрвина, уверенная, что он не понимает смысла ее слов и жестов.
– Все люди одинаковы, дорогая Ди-и-ниль, – ответил Ги-и-рраль. – Только маги другие.
– Пожалуй. – Она отвела зеленый взгляд от Эрвина. – К счастью, маги другие.
Ну и пусть, подумал Эрвин. Пусть неотесаный зевака – это даже хорошо. Значит, можно сколько угодно стоять среди других неотесаных зевак и беззастенчиво разглядывать восхитительные линии ее стройного тела.
Из дверей гостиницы вышел слуга. В его руках дымилась жаровня с почерневшими углями, лежавшими там вперемешку с головешками. Он подставил угли под морды ларам. Ги-и-рраль опустил морду в жаровню и начал ворошить языком угли, разыскивая еще тлеющие, Ди-и-ниль демонстративно отвернулась.
– Ну почему я должна есть это! – раздался ее жалобный голос. – Мы третий месяц в пути, и все время эта ужасная пища. Я не могу ее есть. И зачем только мы согласились!…
– Мы почти на месте, дорогая Ди-и-ниль, – сказал Ги-и-рраль. – Не могли же мы не оказать эту маленькую услугу нашему доброму другу Гримальдусу.
– Я начинаю находить эту услугу большой, – продолжала жаловаться лара. – Даже слишком большой.
– Скоро мы прибудем в академию, и там тебя накормят, – попытался утешить ее спутник. – Маги знают, как кормить ларов. Кроме того, Гримальдус не просто так послал тебя в академию. Возможно, тот маг, за которым мы поехали, окажется твоим седоком.
Только сейчас Эрвин заметил седло на спине Ги-и-рраля. Ему было прекрасно известно, что маги садятся на своих ларов без седла. Видимо, это был лар Гримальдуса, но на нем ехал кто-то другой. Ехал, чтобы нанять на службу кого-то из выпускников академии, а Ди-и-ниль, конечно, предназначалась тому, кого наймут. И она была без седла.
– Возможно. – Ди-и-ниль вздохнула. – Но я все равно не буду это есть, я лучше потерплю до академии.
Лара страдала. Эрвин отчетливо чувствовал это. Конечно, эти потухшие головешки не годились в пищу ларам, которые питались чистым огнем. Неожиданно для себя он вдруг сорвался с места и выхватил жаровню из рук слуги.
– Ну чем ты их кормишь! – возмущенно воскликнул он.
– Углями, как сказано, – непонимающе глянул на него слуга.
– Углями, но не потухшими же! И уж никак не головешками. – Палец Эрвина уперся в черный обломок полена. – А это что? Это же еловое полено, а еловые угли горчат!
– Но откуда мне было знать… Ихний хозяин сказал – углями, я и кормлю углями.
– Давай я сам наберу их. – Эрвин с жаровней в руках понесся в кухню. Там он вытряхнул содержимое жаровни в печку и с помощью кочерги наполнил жаровню заново, выбирая мелкие малиновые угли.
Вернувшись обратно, он подставил Ди-и-ниль наполненную углями жаровню. Лара осторожно опустила узкую морду в жаровню, обнюхала сладкие малиновые угли. Затем прихватила губами щепотку углей, и они захрустели у нее на зубах. Да, этот мальчик знал толк в чистом огне.
– Спасибо, юноша…
Он, конечно, не поймет ни слова, но она была вежлива, лара Ди-и-ниль.
– Не стоит благодарности… – машинально пробормотал он на и-илари, все еще досадуя на недотепу слугу.
И спохватился – надо же так проболтаться!
Лара перестала есть угли. Эрвин всем своим существом почувствовал ее немой вопрос – как могло случиться, что здесь, в этой толпе невежд, оказался человек, разговаривающий на и-илари? Он медленно поднял голову к ней и встретил ее взгляд.
Нежно-зеленые глаза лары, в которых жило нечто не конское и даже не человеческое-надчеловеческое…
Не тогда, когда он, остолбенев от восхищения, любовался ею из толпы, и не тогда, когда она кивала на него Ги-и-рралю, – их встреча произошла сейчас.
Эрвин почувствовал, как отчаянно забилось его сердце, словно стремясь навеки выскочить из груди и ускакать за пятый континент. Он сунул жаровню в руки слуге и бросился в гостиницу, единым духом влетев на лестницу и оказавшись у себя в комнате.
Там он, закрыв глаза, изнеможенно прислонился к стене – спиной, затылком, чтобы иметь хоть какую-то опору. В нем все гудело и звенело, словно в брошенной на пол гитаре.
– Ты что, Эрвин? – услышал он рядом испуганный голос Армандаса.
– Сейчас пройдет, – шевельнулись его мгновенно пересохшие губы. В его сознании медленно проплывал нежно-зеленый глаз с темным овальным зрачком, в ушах раздавался тихий, певучий голос лары: “Спасибо, юноша…”
Нет, это никогда не проходит.
– Эрвин? Тебе дурно?
– Принеси воды…
Армандас побежал вниз за водой, а Эрвин остался у стены осознавать совершившийся факт. Это какие же надо иметь вывихнутые мозги, чтобы вот так, за доли мгновения влюбиться по уши в белую лару!
"Ди-и-ниль, Ди-и-ниль…”
Вернулся Армандас с ковшиком холодной воды. Эрвин выпил сколько мог, остатки выплеснул себе в лицо.
– Что с тобой, Эрвин? – в испуге допытывался Армандас, глядя, как прыгает ковшик в руках его друга.
– Дымом надышался у печки, когда выбирал угли. – Эрвин отстраненно удивился тому, как легко, помимо сознания, пришла ему на ум эта ложь, как легко соскочила она с языка.
Армандас облегченно вздохнул. Его перепугало непонятное состояние друга, но теперь все встало на свои места – Эрвин надышался дымом.
– Так тебе же нужен свежий воздух! – Он отодвинул защелки и распахнул окно в комнату.
Струя свежего воздуха достигла Эрвина, тот с жадностью вдохнул ее. Призвав самообладание, расстался со стеной. Армандас выглянул в окошко, выходившее на улицу почти над самой дверью гостиницы.
– Уезжают, – сказал он.
Эрвин подошел к окну и, прислонившись к фрамуге, тоже выглянул на улицу. Высокая фигура в зеленом плаще с накинутым на голову капюшоном усаживалась в седло Ги-и-рраля.
– Интересно, что это за человек? – сказал смотревший туда же Армандас.
Эрвин вгляделся в восседавшую на ларе фигуру:
– Это не человек.
– А кто же? – удивился Армандас.
– Архонт.
Властный голос из-под капюшона дал команду отъезжать. Лар двинулся сквозь разом расступившуюся толпу, лара направилась за ним. Они понеслись по мостовой, расправляя на бегу мягкие крылья. Вот уже серебряные чаши копыт Ги-и-рраля оторвались от земли…
Эрвин повернулся спиной к окну, чтобы не видеть, как исчезает в небе лара Ди-и-ниль.
***
На гулянку он, конечно, не пошел. Армандас, видя его состояние, не стал его уговаривать. Оставшись в комнате один, Эрвин машинально повесил куртку на крючок, затянул снизу ремнем и переправил туда сонную Дику. Лег ничком на кровать, спрятал лицо в подушку. Он не мог ни думать, ни рассуждать – он мог только снова и снова переживать мгновение, когда его глаза встретились с глазами белой лары.
