Монах, в очередной раз погоняв меня по каменным коридорам, остановился возле почти неприметной на фоне бурого камня двери и вытащил из кармана связку ключей. Замок сухо щелкнул, и дверка распахнулась, открывая моим глазам аскетично убранную комнату с одним маленьким окошком в стене, прорубленным на уровне глаз.
— Располагайтесь, — коротко распорядился монах. — Я сейчас принесу вам еды и воды. Можете спокойно отдыхать до утра, ни о чем не беспокоясь.
— А что будет утром? — хотела было спросить я, но парень уже скрылся за захлопнувшейся дверью. Снова щелкнул замок, и я осталась в полном одиночестве дожидаться обещанного ужина, попутно оглядываясь по сторонам.
Комнатка была небольшая, с высоким сферическим потолком. У одной из стен стояла кровать, застеленная выделанными шкурами различных зверей. Я перебрала пальцами пушистые покрывала. Да я и половины таких животных не знаю! Видимо, монахи здорово прогулялись не только по горам, но и по другим местностям, чтобы собрать подобную коллекцию.
Около окна стоял низкий письменный стол и табурет. Ну, это меня вряд ли заинтересует, поэмы я здесь писать не собираюсь. Хотя, возможно, что и позаимствую пару листочков, если в голове образуется очередная каша из мыслей. Тогда буду рисовать нелогичные каракули и пытаться сделать из них вывод.
Все, больше в комнате ничего нет. Я подошла к окошку и выглянула наружу. Как я и думала — снег и горы. Пейзаж не отличается разнообразием. А это кто такое там мельтешит на горизонте? Ба, да это же горный дух в обличии трехглазой кошки. И правда, приглядывают…
Кошка помахала мне искривленной лапой — наверное, рахитом в детстве много болела — и растворилась в ближайших скалах. На душе сразу стало как-то теплее от осознания мысли, что я все-таки не одна.
В замочной скважине провернулся ключ, символизируя возвращение опекающего меня монаха. Парень появился в дверях, держа тяжелый поднос, уставленный исходящими паром тарелками. Я с трудом удержала себя от пронзившего меня желания метнуться к еде и начать лопать прямо с подноса. Дождалась, пока монах не расставит тарелки на столе, и только тогда позволила себе крепко вцепиться в ложку.
Пока я с жадностью утоляла голод, монах, прислонившись к косяку двери, с любопытством наблюдал за мной. В конце концов его пристальный взгляд, провожающий каждое мое движение ложкой ко рту и обратно, здорово начал раздражать меня.
— Что-то не так, любезный? — отложив орудие труда в сторону, сварливо спросила я.
Монах покраснел и потупил глаза в пол.
— Нет-нет, все в порядке. Простите, если помешал вашей трапезе. Продолжайте, прошу вас.
Я с недовольным видом поджала губы. Как же, поешь тут, когда тебе постоянно заглядывают в рот и считают каждую ложку, которую ты съела. Может, у них голодный год, припасов мало осталось? А тут еще новая нахлебница притащилась, в лице меня.
— Тебя как зовут, любезный? — может, получится разговорить парнишку и выудить из него что-нибудь ценное?
Монах замялся.
— Я что-то не то спросила? — поспешила уточнить я. Кто их знает, какие у них здесь правила. Может быть, им запрещено пользоваться именами. Называют друг друга братьями или по рангу именуют.
— Ну… э-э-э, — краснея, промямлил монах. — Мне запрещено называть свое имя женщине. Я еще недостаточно взрослый для этого.
Я очумело вытаращилась на стоящего передо мной тридцатилетнего парня с пунцово-красными щеками. Это он-то недостаточно взрослый? Тогда Дериону в его двадцать пять вообще не следует даже глядеть в сторону женщин.
— А-а-а… То есть, ты хочешь сказать…, - на этом мои мысли окончательно спутались в тугой клубок.
— Я пока недостоин, — грустно вздохнул монах. — Вот когда мне исполнится сорок, тогда я смогу назваться женщине.
Строго у них с этим делом, поневоле посочувствовала я ему. Жить до сорока лет девственником — это дело очень непростое. Просто-таки умопомрачительно тяжелое. Особенно для мужчины.
А парнишка-то ничего, скользнула я по тому оценивающим взглядом. Ладно скроен, лицо симпатичное, выбритый череп такой… приятно округлый…
Ой, о чем это я? Я мысленно отвесила себе парочку внушительных затрещин. О деле надо думать, а не о развлечениях.
— Да и кому называться-то? — фальшиво вздохнула я, подталкивая парня к интересующему меня вопросу. — Женщин у вас, если я правильно поняла, нет, храм вы не покидаете… Только если какая-нибудь заблудшая душа вроде меня объявится…
— Вы первая женщина, которую я вижу так близко, — еще больше покраснел парень, хотя я думала, что дальше уже некуда.
Разорви меня демоны, какой соблазн! Просто задевает мою женскую гордость!
Нет, нельзя. А вдруг все это сейчас разыгрывается специально для меня? Например, чтобы проверить, та ли я, за кого себя выдаю? Нет, Кериона, пока не будем расслабляться.
— Можешь смотреть на меня, сколько пожелаешь, — милостиво разрешила я. — Только руки не распускай.
— Ну что вы, как можно, — заулыбался монах, вперяясь в меня жадным взглядом.
Я вернулась было к отложенной трапезе, но тут до меня дошло то, что я только что от него услышала.
— Подожди-ка, ты сказал — "первая женщина, которую я вижу так близко". А что, были другие, которых ты видел издалека?
Монах, снова покраснев, нервно поежился.
— Только один раз, случайно. Иногда старшие братья уезжают из храма на несколько недель, а по возвращении приказывают нам сидеть в своих комнатах целые сутки. Однажды я не успел вовремя уйти к себе и увидел, как двое старших братьев несли на руках женщину. Кажется, она была без сознания, я точно не понял.
— А что с ней стало потом, ты не знаешь? — жадно уточнила я. Кажется, я напала на след похищенных девушек. По крайней мере, до храма их довозят, это уже хорошо.
Парень отрицательно покачал головой.
— Нет, я не знаю. Наверное, ее также держали в изоляции от нас, а потом отправили домой.
А вот последнее вряд ли. Либо та девушка еще здесь, либо ее уже давно нет в живых. Впрочем, ты едва ли можешь что-нибудь знать о ее судьбе, раз пока недостоин называть свое имя женщине.
Ложка противно шкрябнула по днищу пустой тарелки. Я помогла монаху собрать пустую посуду обратно на поднос, причем в процессе его пальцы несколько раз словно невзначай соприкоснулись с моими. Щеки парня при этом алели, словно две свежие розы. Бедняга, посочувствовала я ему. Наверняка теперь будет всю ночь предаваться в своей комнате эротическим мечтам.
— Доброй ночи, — слегка дрожащим голосом пожелал мне монах и удалился, прежде чем я успела что-либо ответить.
