— Сможешь встать?
Та-ван кое-как приподнялся, но тут же снова повалился на бок.
— Добей меня! — прорычал он.
— И думать об этом забудь! — огрызнулся я, снимая выстрелом опасно приблизившегося лу-танса. — Скоро ты будешь в полном порядке, ведь здешняя вода залечивает все раны, помнишь?!
Та-ван замолчал. Молодому ва-гасу — так же, как молодому человеку — трудно примириться с неизбежностью смерти, даже если религия обещает ему будущую жизнь. А вдруг в сражении победят лу-тансы? Тогда все побежденные будут обречены на полное окончательное уничтожение!
Наверное, я неплохо вжился в шкуру ва-гасов, если понял, о чем думал мой четвероногий приятель в те мгновения и почему он перестал требовать последнего удара. Вместо этого Та-ван поднял копье, которое я выдернул из его раны, и изготовился для броска.
Но ему так и не выпало возможности поразить ни одного лу-танса.
Я не подпустил синелицых на близкое расстояние, расстреливая обойму за обоймой, а в центре долины по-прежнему гремел карабин Го-ва-го…
И наконец пришельцы поняли, что им не победить.
С душераздирающим воплем лу-тансы бросились бежать по тем же тропам, которые привели их в долину; многие из них несли на спинах тела убитых соплеменников. По пятам за лу-тансами ринулись но-вансы во главе с самим Го-ва-го, но я не опускал карабина до тех пор, пока не убедился, что на расстоянии пятисот шагов вокруг не осталось ни одного живого врага.
Битва была закончена…
Закончена для всех, кроме меня: ко мне бросились несколько но-вансов, намереваясь прикончить лежащего у моих ног раненого воина.
— Назад! — рявкнул я, вскидывая карабин.
Все воины племени Го-ва-го постигли мощь «гремящего оружия», поэтому остановились на всем скаку.
— Чего ты хочешь, Джу-лиан? — встав на дыбы, озадаченно спросил один из них.
Подобное обращение по имени в племени но-вансов значило очень многое; я понял, что отныне ва-гасы считают меня скорее сородичем, чем пленником… Но я не собирался позволить им убить Та-вана, к которому уже давно относился как к хорошему товарищу.
Между тем Та-ван, опираясь на копье, раз за разом пытался подняться на ноги, — и наконец ему удалось-таки встать. Он хотел жить прямо сейчас, а не в следующем воплощении!
Этикет лунных каннибалов позволял им добивать только лежащих соплеменников, поэтому они слегка отступили, молча дожидаясь, пока их истекающий кровью раненый собрат вконец обессилеет и рухнет…
Та-ван рухнул как раз в тот момент, когда вернувшиеся из погони за врагами воины во главе с Го-ва-го окружили нас со всех сторон.
— Не подходите! — крикнул я.
Должно быть, безумие боя еще не оставило меня, раз я решился бросить вызов чуть ли не всему племени.
Забрызганный кровью Го-ва-го, раздувая ноздри, вскинул карабин к плечу; но вождь отлично знал, кто из нас лучший стрелок. К тому же он еще не потерял надежду получить с моей помощью много «гремящего оружия».
— Чего ты хочешь? — гневно вопросил он.
— Я не позволю убить Та-вана! Некоторое время предводитель но-вансов пытался уразуметь смысл моих слов.
— Почему? — наконец спросил он.
— Мы, люди, не добиваем раненых друзей! Вождь взглянул на молодого воина, из-за которого шел спор.
— Он не сможет следовать за племенем, значит, он все равно что мертв!
— Он жив, и я не позволю его убить! — я тоже посмотрел на Та-вана, и помимо стыда и гнева увидел в обращенных на меня черных глазах отчаянную надежду. — Твое племя останется в Теплых Землях до конца улы, Го-ва-го, а к этому времени он уже будет здоров!
Го-ва-го шагнул вперед на двух ногах, что выглядело так же неуклюже, как если бы человек шагнул вперед на четвереньках.
— Отдай мне карабин! — злобно потребовал вождь.
— Сперва поклянись, что Та-ван останется жив!
Вождь взревел от бешенства; наши взгляды скрестились, но эту схватку характеров выиграл я.
— Ладно. Клянусь!
— Поклянись гневом Зо-ала. И все остальные тоже пусть поклянутся!
— Клянусь гневом Зо-ала! — проорал Го-ва-го, а все воины эхом повторили его слова.
Я плохо помню, кто взял у меня из рук карабин, такая на меня навалилась усталость.
Помню лишь, что отнес Та-вана туда, где оставил Наа-ее-лаа, — и обнаружил принцессу в глубоком обмороке. Еще помню, как Кус-ка крутился рядом, пока я перевязывал рану молодого но-ванса…
А потом наступил какой-то провал, и лишь некоторое время спустя я обнаружил себя сидящим в пещере рядом со смертельно бледной бесчувственной Наа-ее-лаа.
Побег
— Кто ты такой, Джу-лиан?.. — прошептала принцесса Лаэте вскоре после того, как пришла наконец в себя.
— О чем ты, Неела? — я как раз рассматривал в зеркальце для бритья свое распухшее окровавленное лицо.
Бой здесь был ни при чем: меня ударили древком копья еще в пещере Го-ва-го. Ну и вид у меня был — ни дать ни взять разбойник с большой дороги!
Но Наа-ее-лаа смотрела на меня так, как если бы я был прекрасным сэром Галахадом.
— Неужели ты и вправду явился с неба? — прошептала она. — Ни один унит не смог бы совершить то, что сейчас совершил ты!
— Перестань, — слова лунной девушки были мне приятны, но меня тревожили ее бледность и слабость.
Наа-ее-лаа едва оправилась от болезни; непонятно, как она вообще сумела дойти до пещеры Го-ва-го а после разыгравшегося недавно кошмара бедняжка едва дышала.
— Как ты себя чувствуешь, Неела? — сев рядом, озабоченно спросил я.
— Я очень перепугалась, — прошептала нон-новар. — Но ты жив, значит, все хорошо…
Она потянулась к моей руке и тут же отдернула пальцы. Огромные темно-голубые глаза смотрели на меня с благоговейным ужасом.
— Кто ты такой, Джу-лиан? — снова жалобно пролепетала Наа-ее-лаа.
— Может, поговорим об этом позже? Сейчас тебе надо отдохнуть…
— Нет, я должна знать! Прошу тебя!
Впервые, обращаясь ко мне, принцесса произнесла слово «прошу»; и, вздохнув, я покорно пустился в объяснения.
На этот раз Наа-ее-лаа слушала, не перебивая, а я терзался сомнениями, правильно ли поступаю? Может, для душевного спокойствия девушки лучше было бы ей солгать? И все же я выложил всю правду, закончив свое чистосердечное признание рассказом о том, как нас с Ортисом пленили ва-гасы.
— Но… Этого не может быть! — отчаянно прошептала принцесса, когда я кончил.
— Прости.
— За что ты просишь прощения?
— За то, что перевернул весь твой мир вверх тормашками, Неела. Может быть, теперь ты меня возненавидишь… Но, если подумать, так ли уж важно, откуда мы пришли? Куда важнее, где мы находимся сейчас, верно?
