Он приставил меч к горлу Конрада; с клинка еще капала липкая теплая кровь.
Перед Конрадом стоял Таунгар – вернее, то, что от него осталось.
Пламя быстро охватило «Серый горностай», деревянные стены горели, как бумага. В ярком зареве Конрад не мог отвести глаз от изуродованного лица Таунгара.
Телу сержанта досталось не меньше, чем лицу. С трудом верилось, что кому-то удалось избежать смерти в пожарище особняка Цунтермайна, равно как и в то, что кто-то мог выжить с такими чудовищными повреждениями.
Таунгар дышал хрипло и с трудом, будто его легкие до сих пор наполнял дым. Его зубы почернели и почти все обкрошились. Когда он говорил, безгубый рот страшно кривился, а голос не поднимался выше хриплого шепота.
– Вот почему огонь пос-сща-дил меня, – прошипел он, задыхаясь на каждом слоге. – С-сшто-бы убить тебя, предатель.
– Это ты – предатель, – сплюнул Конрад. – Предатель человеческой расы!
Таунгар сильнее вдавил острие меча в мягкую плоть под его подбородком; выступила кровь. На лезвии клинка она смешивалась с кровью Дитера.
– Тебе будет больно, как было больно мне, – выдохнул Таунгар. – Боль вс-с-се ес-сще с-с-со мной, и ты будес-сшь муч-итьс-с-ся вечно.
Он снова нажал на меч, и кровь потекла уже ручейком. Чуть сильнее, и клинок проткнул бы Конраду горло, но сержант вовремя убрал меч и махнул зверолюдям рукой. Двое силой поставили Конрада на ноги, а третий отошел осмотреть лежащего неподалеку товарища. С первого взгляда не оставалось сомнений, что тот мертв, и солдат перешел к другому, которого Конрад ранил. Он сидел на земле и пытался унять струящуюся из бока кровь.
Двое других все еще не вышли из трактира. Та пара, что держала Конрада, не разжимала стальной хватки ни на секунду, и все же Таунгар отступил на шаг. Видимо, он припомнил, как Конрад вырвался из его рук в нечестивом храме Цунтермайна.
– Мо-лис-сь своему богу, с-сштобы он тебе помог, – издевательски прошипел Таунгар.
Должно быть, он верил, что Конрад, подобно Кристен, поклоняется Кхорну.
– Мне не нужна помощь, чтобы справиться с тобой и твоим богом-выродком!
Таунгар что-то приказал на утробном языке мутантов, и удар по виску чуть не лишил Конрада сознания. Один из солдат ударил кулаком, хотя ему показалось, что в него кинули камнем. Голова Конрада мотнулась, из раны на виске выступила кровь и потекла по щеке. И тут один из солдат оторвал от рубахи Конрада полосу и засунул ему в рот, на случай если тому вздумается орать.
Конрад все время думал о том, что скрывается под доспехами мутантов, человеческие ли у них тела. Может, удар оказался настолько сильным потому, что его нанес не кулак, а копыто? Мутанты стояли прямо, на двух ногах, но покрывала ли их под одеждой бледная шерсть? Бычьи головы были гораздо крупнее человеческих, и из просверленных в шлемах дыр торчали изогнутые рога. Изо рта у них воняло, и они жаждали его смерти не меньше Таунгара.
Рот Конрада затыкал кляп; его держали так крепко, что вырваться было почти невозможно; его окружали зверолюди, которые выглядели как гвардейцы элитного воинского подразделения Империи. Жар горящего трактира обжигал даже сквозь одежду. Хотя его враги не замечали жара – их защищали доспехи и толстая шкура, а Таунгару, похоже, уже было все равно.
По-видимому, лишь Таунгар спасся из пекла в особняке. Может, он собирался отплатить Конраду его же монетой и спалить его живьем? Не потому ли он приказал поджечь трактир, что хотел оставить там Конрада? Но сержант обещал медленную смерть, а во всем, что касается увечий и смерти, порождениям Хаоса стоило верить.
Конраду оставалось лишь надеяться, что держащие его хоть на миг ослабят хватку. А пока они держали его так крепко, что стоило солдатам чуть сжать пальцы, у Конрада хрустнули бы кости. Оба были выше и тяжелее его, в доспехах и вооружены. Когда из трактира вернутся те двое, противники получат неоспоримое численное превосходство.
– Рес-сшал, что с-с-с тобой с-с-сделаю, е-е-ес-ли когда-нибудь найду, – продолжил Таунгар. – С-с-столь-ко вс-с-сего при-думал…
Голова Конрада бессильно повисла. Он увидел, что меч сержанта поднимается, и почувствовал, как острие снова упирается ему в горло. Таунгар приподнял мечом его подбородок, чтобы убедиться, что Конрад в сознании. Они уставились друг на друга, единственный глаз Таунгара пристально смотрел с изуродованного лица.
– Нас-счнем с глаз-з-з, – решил Таунгар, и в тот же миг острие его меча коснулось нижнего левого века пленника.
Конрад инстинктивно дернулся назад, и ему даже удалось уклониться на пару дюймов от клинка, но тут его лоб обхватила затянутая в наручь лапа мутанта. Острие меча вернулось к его левому глазу, и сейчас он метил прямо в зрачок. На клинке засохла кровь, сталь поблескивала в свете пожара, и Конрад осознал, что это зрелище – последнее, что он увидит.
Он пытался уклониться или повернуть голову, но его держали слишком крепко. Тогда он закрыл глаза и сжался в ожидании неизбежной боли.
И тут его голову мотнуло назад и в сторону, по щеке чиркнул клинок, прорезая до кости, и он чуть не упал…
Но только чуть, поскольку один из солдат крепко держал его, в то время как второй с криком боли выпустил его руку.
Конрад открыл глаза, увидел, что Таунгар глядит за его плечо, и без промедления ударил кулаком по звериной морде держащего его мутанта. Другой солдат с криком извивался на земле, умирая. От силы его удара держащий пошатнулся, откачнулся на полшага, а через миг и он завыл в агонии – кто-то напал на него сзади.
Конрад увернулся от бросившегося на него Таунгара, вытащил изо рта кляп, оглянулся и увидел за спиной смутный темный силуэт. В зареве он разглядел черный доспех и меч; голову пришельца скрывал шлем, выполненный в виде головы… волка!
– Я сам! – крикнул Конрад, когда черный рыцарь уже приготовился насадить Таунгара на меч.
Вольф шагнул в сторону, и сержант пролетел мимо. Конрад выхватил клинок у одного из умирающих мутантов, и Таунгар развернулся к нему. Человекобык, который до того занимался раненым, ринулся на Вольфа, и между ними завязалась схватка.
Таунгар с Конрадом обменялись взглядами. Сержант поднял меч перед собой в полагающемся перед дуэлью салюте, и Конрад ответил ему тем же.
– Когда ты стал рабом Хаоса? – спросил он.
Таунгар медленно покачал головой; из его горла вырвался отвратительный звук, будто он задыхался, – так он теперь смеялся.
– Рабом? Никогда. С-с-стал с-с-сво-бодным в Прааге. Думал, ш-што умер, но на с-с-са-мом деле начал жить.
– Ну, жить тебе осталось недолго!
Они скрестили мечи, два имперских клинка легонько звякнули друг о друга – и началась смертельная дуэль.
