Из лимузина вышел... вернее, вышло Нечто. С большей или меньшей точностью можно было определить только рост человека, делая скидку на каблуки, но все остальные параметры фигуры и половая принадлежность прятались в просторах тёмно-лиловой бархатной накидки, отороченной длинноворсным мехом. На голове пассажира лимузина громоздилась широкополая шляпа, задрапированная густой вуалью. В общем и целом, при взгляде на творящееся под окнами ресторана в моём сознании возникала лишь одна ассоциация: явление дивы эпохи немого кино. О чём думали другие зрители, я узнавать не собирался, и пока не оглох от эха повторяющихся мыслей, решил вернуться за столик. Берг, также не являющийся любителем звёзд, звёздочек и звезданутых, насмешливо предложил коротышке:
— Проводите даму на место преступления?
Герр Краус, стряхивая оцепенение, вздрогнул и отрицательно мотнул головой прежде, чем сообразил, что означает подобный жест в возникшей ситуации.
Всё верно. По доброй воле ни один нормальный человек не подойдёт к сьюпу на расстояние ближе, чем десяток метров. Особенно если человеку есть, что скрывать.
— Тогда этим придётся заняться мне, — хмыкнул герр старший инспектор. — Вынужден откланяться. Джек, поговорим позже?
— Разумеется. Без проблем.
Седовласый бизнесмен, отметив приятельскую интонацию обмена репликами, видимо, принял меня за одного из сотрудников полиции, потому что, стоило Бергу отойти, кашлянул и обратился ко мне:
— Это поможет?
— Что именно?
— Этот... медиум, который только что приехал.
Хочет поговорить? Пожалуйста. Но не под внимательно-насторожённым взглядом молодого и рьяного Дитера.
— Если вас не затруднит, давайте, пройдём в коридор: здесь стало совсем душно.
— О, конечно, как скажете!
Точно, записал меня в полицейские. И ведь ни тени сомнения не испытывает... Смешно и грустно одновременно. Самые страшные государственные и личные тайны именно таким образом и становятся достоянием общественности: из-за простейшей человеческой ошибки, основанной на доверии. Правда, что бы мы делали, если бы разучились доверять? Скорее всего, вымерли бы в считанные месяцы, потому что спасти свою собственную жизнь в большинстве случаев можно, лишь вручив её целиком и полностью другому человеку.
— Простите за малоприятный вопрос, кем вы приходились покойной?
Герр Краус нервно сглотнул:
— Начальником. Консалтинговая фирма «Краус и партнёры», кстати, весьма известная в определённых кругах. Не слышали?
И слава господу, что не слышал. Делать мне нечего, как изучать биржевые новости и толстенные аналитические издания для воротил финансовых рынков!
— К сожалению, нет. Профиль моей работы не слишком соотносится с...
— Да, конечно. Извините.
А вот извиняется он неискренне: заученно и равнодушно. Хорошо ещё, без выраженного чувства превосходства, иначе это было бы уже обидным.
— Ещё один вопрос, скорее, из личного любопытства, а не по делу... Вы подали заявку на сьюпа. Почему?
— Потому что я хочу знать причину смерти. Это вызывает у вас удивление?
О да. Вызывает, и немалое. Обычно к услугам членов Коллегии медиумов прибегают редко.
Во-первых, цена за участие сьюпа в расследовании довольно высока, и оплатить подобную роскошь в состоянии далеко не каждый. Иногда, если преступление или происшествие имеет федеральное значение, финансовое обеспечение поступает непосредственно из бюджетных фондов полицейского управления, кроме того, каждый гражданин Ройменбурга имеет право вызвать сьюпа за счёт городской казны, но во всех прочих случаях платит частное лицо. Если оно кровно заинтересовано в результатах следствия, но тут вступает в игру коварное «во-вторых».
Сьюп не делает различий между личным и общественным, когда работает. Хотите узнать, о чём думал покойный перед смертью? Пожалуйста. Но будьте готовы к тому, что на свет божий могут быть вытащены сведения, которые вы предпочли бы видеть навечно похороненными в небытии. И как правило, больше всего людей пугает именно «человеческая» составляющая чужих мыслей. Пусть коммерческая тайна перестанет быть таковой, но не приведи Господь, сослуживцы узнают, что, скажем, умершая секретарша во время оргий в кабинете ласково называла директора «любимым плешивым ковриком»... Мы стесняемся самих себя. Стыдимся. Даже боимся. И этот страх, родившийся задолго до нас, неистребим, однако вполне преодолеваем. В определённых случаях.
Герр Краус, судя по его поступку, либо набрался смелости, либо... Искренне горюет о погибшей женщине. Впрочем, и тот, и другой вариант заслуживают уважения. Но если верно второе предположение, то копать нужно в направлении чувств, а не разума.
— Какую должность занимала фроляйн Нейман в вашей фирме? Была младшим партнёром?
— Это имеет значение? Почему вы спрашиваете?
— Потому что хочу понять, устраивали ли её условия работы, заработная плата и прочие будничные, но важные для счастливой жизни вещи. Итак?
На лицо коротышки снова вернулся нервный румянец:
— Мы — солидная фирма, и у наших сотрудников, а тем более, партнёров, нет причин жаловаться.
— То есть, фроляйн Нейман была всем довольна?
— Лично я не слышал, чтобы она каким-то образом выказывала своё недовольство условиями работы и всем прочим.
Осторожничает. После рекламного выпада о солидности фирмы последовал резкий уход на заранее подготовленные позиции. Впрочем, коротышка действует правильно.
— А другие сотрудники? Возможно, с ними покойная была несколько более откровенна?
«Другие? Причём тут другие? Она никогда ничего от меня не скрывала! Она просто не могла! Ведь мы были друг другу ближе, чем отец и дочь, и если бы хоть что-то случилось...»
Всё-таки, легче быть простым полицейским: нет возможности слышать то, что прячется за звуками устной речи, и нет необходимости сомневаться. Между начальником и подчинённой существовали доверительные отношения? Или это только убеждение герра Крауса, а не реальное положение дел?
— Вы можете их допросить.
— Непременно. Но вы, как глава фирмы, наверняка, видели всю картину целиком, с высоты, так сказать, вашего опыта и положения. Не так ли?
Капелька лести никогда и никому не вредила: бизнесмен немного успокоился.
— Я не отмечал ничего настораживающего. Но почему вы спрашиваете именно о таких вещах?
— Потому что есть основания считать произошедшее самоубийством.
— Нет, позвольте! — Он едва не подавился вдохом. — Хотите сказать, она сама?...
— Очень вероятно.
— Нет... Не может быть...
