Ну… почти что так.
Иногда в окна книжной лавки бросали тухлые яйца или даже камни, изредка рисовали на стенах печати пламени, а однажды кто-то умудрился изобразить знак малого разрушения. Подобные проделки не могли навредить дому, который был на самом деле куда старше большинства из городских зданий и потому обладал необыкновенно сильным дьюсом, но Кьяран после таких беспокойных ночей просыпался с больной головой и потом весь день не мог найти себе места. «Вот идиоты… – сокрушенно вздыхал он. – Ни один не годится даже на роль точки в самой простой из моих книг, и все-таки я вынужден терпеть, терпеть, терпеть их бесконечные выходки…» Эта фраза была дурным знаком – услышав ее, Фиоре всякий раз торопилась к тетушке Ансиль, поскольку никто другой не мог успокоить расстроенного книжника.
«Почему бы вам с Кьяраном не поселиться вместе? – как-то раз спросила она у Ансиль, и та зарделась, как девчонка. – Ну, Сола с мужем живут отдельно, а вы любите друг друга. Это и слепой увидит!» «Что ты понимаешь в любви, дитя? – раздались в ответ печальные слова. – Узоры наших жизней не пересекаются, хотя и идут рядом… что ж, и на том спасибо».
Фиоре и впрямь ничего не понимала.
…Они стояли и глядели друг на друга – худощавый низкорослый грешник с золотыми, по-кошачьи загадочными глазами, и высокий нескладный Кьяран, чье некрасивое длинное лицо наводило на мысли о большой грустной собаке. Тишина, казалось, будет длиться вечно.
– Входи, – повторил Кьяран и легонько толкнул входную дверь. – Должен предупредить: у меня редко бывают гости, поэтому… – Он замолчал, подыскивая нужное слово, и грешник воспользовался паузой:
– Я неприхотлив, словно невидимка.
Книжник хмыкнул.
– Ничуть не сомневаюсь, что с таким дьюсом ты и впрямь можешь стать невидимым… но мой домашний дух, видишь ли, страдает излишней подозрительностью. Да и неприятности с соседями мне не нужны!
– Не будет неприятностей, – заверил Теймар Парцелл. – Мы даем слово!
На мгновение у его голоса появилось еле уловимое металлическое эхо.
– Ах вот как… – Кьяран просветлел. – Это меняет дело. «Не доверяй грешнику!» – так сказано в одной книге, которая должна быть тебе известна не хуже, чем мне, но вот дьюсу я вполне могу доверять, потому что дьюсы держат слово. Входите же! Фиоре, ты что стоишь?
Она послушно шмыгнула в приоткрытую дверь и в прихожей обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть любопытное зрелище: когда Теймар шагнул через порог, воздух в дверном проеме сгустился, превратившись в плотную завесу, которую, впрочем, грешник преодолел без особого труда. Фиоре виновато потупилась: не зря Кьяран беспокоился, что дьюсу книжной лавки странный гость придется не по нраву! Она знала, что может случиться, если домашний дух взбунтуется по-настоящему…
…и, похоже, именно это должно было сейчас произойти.
Дом вдруг наполнился странными звуками – шорохами, скрипами, разноголосым бормотанием невидимых существ, как будто каждая из обитавших в нем вещей задрожала в испуге. Охранная печать, нарисованная на потолке, ожила: огромный глаз завертелся с бешеной скоростью, и в его непроницаемо-черном зрачке мелькнул пламенный отблеск.
– Тише, тише… – проговорил Теймар, явно обращаясь не к Фиоре и не к Кьярану. – Я не обижу тебя, успокойся.
Он шагнул к стене, но не стал чертить на ней знак, как было утром на мосту, а приложил правую руку – и все. Охранный глаз поморгал и закрылся с громким лязганьем.
Наступила тишина.
– Ну вот, – улыбнулся Кьяран. – Все хорошо!
Фиоре взглянула на своего опекуна и с удивлением поняла, что он лишь притворяется слегка обеспокоенным, но на самом деле ничуть не боится ни грешника, ни выходок домашнего дьюса. На лице Кьярана застыло любезно-гостеприимное выражение, и все же из-под него так и рвалось на волю неуемное любопытство – дар и проклятие книжника, обреченного всю жизнь иметь дело со смертоносными созданиями. В самом деле, разве мог золотоглазый парень оказаться более опасным, чем запертый в книге тысячелетний дух, яростный и нечеловечески кровожадный?..
– Ансиль скоро придет готовить обед, – сказал Кьяран. – Мне нужно закончить одно дело, а ты, Фиоре, пока что развлеки гостя!
С этими словами он взлетел по лестнице на второй этаж, и вскоре сверху раздался скрежет, хорошо знакомый Фиоре, – это двигался сундук с книгами. Еще послышались тихие голоса; один принадлежал Кьярану, а вот другой…
«Малыш Геррет гостит у деда, – подумала она. – Значит, Сола может объявиться в любой момент, как только ей расскажут о грешнике и о том, куда он направился. Плохо!»
– Красивый дом, – задумчиво проговорил Теймар, не замечая, что его спутница помрачнела и нахмурилась. – Когда-то и я в таком жил.
Ей показалось, что воспоминание было для него неприятным.
– Ты не покажешь мне, где обитают книги?
О-о, этого вопроса она ждала…
Книги занимали в доме куда больше пространства, чем казалось поначалу.
Таково было свойство всех книжных лавок: они выглядели с первого взгляда маленькими и невзрачными, а на поверку за заурядной внешностью скрывался мощный дьюс, которому ничего не стоило расширить две-три комнаты, отведенные под книгохранилище, или даже создать дополнительный этаж, надежно запертый от всех, кто не относился к ближнему кругу друзей и родных хозяина. Дьюс, подчинявшийся Кьярану, устроил в доме целых два тайных этажа: один был полуподвальным – там хранились самые древние и опасные книги, закованные в цепи, – а другой располагался между первым и вторым. Чтобы попасть на него, нужно было на седьмой ступеньке лестницы остановиться и повернуться вокруг своей оси – тогда-то и открывался путь в святая святых.
В верхнем книгохранилище сутки напролет был ясный полдень, но свет солнца приглушали витражные стекла в окнах, за которыми почти ничего не удавалось разглядеть. В детстве Фиоре могла часами сидеть то на одном, то на другом подоконнике, расплющив нос и щеку о стекло: там, по другую сторону, виднелись лишь смутные тени крылатых существ. Кьяран клялся, что сам ничего не знает – дескать, он в таком виде получил лавку от своего предшественника и не смог открыть ни одно из окон, как ни пытался, – и все же Фиоре надеялась, что когда-нибудь ей удастся попасть в мир за цветным стеклом. Что до витражного узора, то он был бессмысленной мешаниной цветных пятен, от которой иногда кружилась голова: аквамарин и аметист, умбра и кармин, кобальт и бирюза сочетались друг с другом и с двумя десятками прочих цветов, отбрасывая причудливые отблески на каменный пол.
Еще в книгохранилище были потолки в два с лишним человеческих роста, бесчисленные стеллажи, чьи полки ломились от теснившихся книг, две стремянки – одна была смирной, а другая обладала характером норовистой лошадки, и ее никогда нельзя было обнаружить на положенном месте, – и печати, печати, печати, по десять-пятнадцать штук на каждой полке. Без них схожие по содержанию книги срастались обложками и обретали истинный разум, а такие дьюсы уже представляли собой угрозу не для квартала – для всего города…
