Учителя стояли прислонившись к стене, неподалёку от выхода из зала. Так как выйти не обратив на себя внимания не представлялось возможным, Гордон ждал. Лишь когда они ушли, он поднялся и в общем потоке учеников покинул зал арены. На ходу он размышлял об увиденном, но не о дуэли. Ему не давал покоя гордый вид Датсона. На секунду он представил, что Датсон смотрит так на него. Внутри у Гордона тут же разгорелась мучительная зависть к Агате Ур. Именно в этот момент, мальчик пообещал себе, что когда-нибудь Датсон будет им гордиться.
Первая учебная неделя была столь насыщенной, что у Гордона частенько болела голова от переизбытка информации. Но это было наименьшей из его бед. О том, что он тёмный маг, уже узнали абсолютно все. Те, кто посмелее намеренно задевали в коридорах и ставили подножки, а остальные избегали встречаться с Гордоном взглядом. Как со временем понял Гордон, их раздражало вовсе не то, что он когда-то давно применил тёмную магию, а то, что после этого его взяли учиться в Белый Омут. Это казалось им несправедливым, нечестным по отношению к остальным. Раньше не было никаких исключений из правил: применил тёмную магию – попрощайся с проводником. А Гордону магистр дал второй шанс. И именно отсюда произрастала враждебность, по отношению к мальчику.
Но было немало и приятных моментов за последнюю неделю. Например, с той самой дуэли они с Датсоном ни разу не виделись, о чём Гордон ни капли не жалел. А ещё, он научился различать учеников с разных курсов и факультетов. Его догадка, что на каждом курсе свой камень в брошке, подтвердилась. Первому курсу полагался белый агат, второму голубой лазурит, третьему зелёный малахит, четвёртому коричневый обсидиан, а пятому чёрный оникс. Со временем, Гордон научился отличать учеников с разных факультетов по форме. Курсанты с факультета пилотов носили кители и фуражки и частенько перемещались по школе, маршируя строем. Целители были одеты в некое подобие медицинских халатов. А форма техномагов была сплошь усеяна многочисленными кармашками, ремешками, застёжками, для удобного хранения различных инструментов. Форма иллюминатов, в которую был облачён Гордон, напоминала деловой костюм. Парней в форме клериков Гордон пока не видел, и мог судить лишь по своей сестре: юбка чуть ниже колен, длинный пиджак и не очень длинная накидка с капюшоном. В общем, теперь он хоть как-то ориентировался среди толпы учеников.
Гордон по-прежнему жил в своей башне в одиночестве, но Эли почти каждый день заходила к нему в гости. Датсон, напротив, не искал встреч с мальчиком, и Гордон был этому только рад. Хотя он догадывался, почему Датсон не заглядывал в Косую башню. В памяти ещё были свежи воспоминания о том, как тяжело дышал декан, взойдя по лестнице всего лишь на два этажа вверх. Во многом благодаря этому мальчик поселился почти на самой вершине башни. Кстати, однажды взглянув на Косую башню из окна учебного корпуса, Гордон осознал, что она действительно была "косой". То есть в прямом смысле была построена под наклоном. Когда Гордон находился внутри, ничего не было заметно. Полы были ровные, стены тоже. Но стоило выйти и взглянуть на башню со стороны, сразу становилось видно, что она под наклоном. Гордон потратил немало сил и времени, чтобы понять, в чём здесь секрет, но так и не понял. В итоге махнул рукой, убедив себя в том, что это происки здешних магов-шутников.
Однажды утром, в очередной раз разбуженный весьма сильной тряской, Гордон хмуро побрёл на кухню. За прошедшую неделю готовить он стал ничуть не лучше. Любые попытки приготовить что-либо съедобное (не говоря уж про вкусное), оканчивались полным крахом. Гордон уже начал опасаться, что если не научится готовить в самое ближайшее время, то умрёт с голоду. Предчувствуя новую неудачу на кулинарном поприще, Гордон неохотно толкнул дверь, заходя на кухню. В нос ему тут же ударил запах жареных (и при этом не горелых!) оладий. Взглянув в сторону плиты, Гордон сначала замер от неожиданности, а потом обрадовался. Над огнём сама по себе танцевала сковородка, подкидывая и переворачивая оладьи. Неподалёку, нож деловито строгал крупными ломтиками сыр и хлеб.
– Ну, наконец-то! – воскликнул Гордон. – Сразу так нельзя было?
Услышав мальчика, сковорода и нож остановились, и в нерешительности повернулись к Гордону.
– Ой, простите, простите! Не обращайте на меня внимания, – сияя от счастья, успокаивающе замахал руками Гордон. – Продолжайте.
Сковорода и нож "переглянулись», и тут… сковородка резко подбросила в воздух оладьи и безжизненно упала на плиту, затушив огонь. Со столешницы подскочила тарелка с горкой уже готовых оладий и поймала подкинутые. Так же в воздух взмыла разделочная доска и поспешно свалила поверх оладий ломтики сыра и хлеба, при этом полностью проигнорировав тот факт, что несколько кусочков упало мимо тарелки на пол. Тарелка, виляя широкими зигзагами, словно избавляясь от погони, устремилась к выходу, потеряв по пути ещё несколько кусков сыра и хлеба. Нож полетел следом. До Гордона, который уже начал в предвкушении потирать руки, наконец-то дошло, что здесь что-то не так. Всё это очень походило на паническое бегство.
– Постой!
Мальчик бросился было вслед за тарелкой, но путь ему неожиданно преградил развернувшийся в его сторону нож. Делая опасные замахи в сторону Гордона, нож отчаянно прикрывал отступление тарелки.
– Эй! Ну, ты чего? – мальчик от изумления попятился.
Нож на мгновение обернулся к двери, дабы убедиться, что тарелка благополучно улизнула. Затем сделал ещё один взмах в сторону мальчика и рыбкой скользнул в дверной проём, хлопнув дверью на прощанье. А Гордон так и остался стоять, пытаясь дать произошедшему хоть какое-то логическое объяснение. В голову не лезло ничего, кроме очевидной мысли: у него самым наглым и дерзким образом украли еду!
– Ну вообще! – сокрушённо пробормотал Гордон.
Дверь на кухню приоткрылась и внутрь заглянула Эли. Она недоумённо потянула носом, явно удивлённая приятным запахом оладий.
– Гордон, что у тебя тут происходит? В меня чуть не врезалась тарелка с оладьями.
После того как Гордон ей всё рассказал, она расхохоталась настолько заразительно и звонко, что уже через минуту Гордон смеялся вместе с ней. Лишь урчание в животе у Гордона смогло унять их смех. Эли с сочувствием посмотрела на брата и принялась готовить завтрак. А Гордон, не веря, что его наконец-то кто-то покормит, уселся за стол и стал ждать. И уже через несколько минут жадно впился в хрустящий тост.
– Это фамый фкуфный тофт фто я ел! – сказал Гордон с набитым ртом, и при этом ничуть не слукавил.
