- С чем пожаловал, о Рустем? - поинтересовался Тарик, когда предводитель павлинской стаи приблизился на должное расстояние.
Парс невозмутимо прижал ладонь к сердцу:
- О сейид! Эмир верующих послал меня за господином Меамори!
Сумеречники коротко переглянулись.
- Оставь при себе мой отряд, господин, - коротко бросил аураннец. - Когда мы рубили такую голову в прошлый раз, в засранском лагере начались беспорядки.
Тарик кивнул. Меамори поддал стременами по бокам своему серому, и тот, храпнув, развернулся. Пятеро аураннцев, не мигая, смотрели, как их предводитель поравнялся с гнедым парса, и оба всадника принялись неспешно взбираться вверх по склону. Павлиньи перышки над шлемами пеших гвардейцев качались и переливались под утренним солнцем.
Беспорядки. Беспорядок - воистину это слово, точно называющее лагерь гази. Каид Марваз с презрением окинул недокопанный ров-хандаг. Никакие угрозы и никакие окрики не смогли подстегнуть воинов веры к более усердным работам по укреплению их палаточного стойбища - за целый месяц ни ограды, ни защитного рва не сумели возвести вокруг лагеря. Сейчас в кривоватой канаве лениво копошились четверо полуголых парней с кирками. Ну-ну, строители...
...Даый сидел прямо на голой земле. Белый тюрбан, белая рубашка, белые штаны. Бурая шерстяная аба на плечах, ухоженная расчесанная борода - очень достойный, почтенный вид. Мягко улыбаясь и поднимая худую смуглую руку, он негромко, но внятно говорил:
- Вы спрашиваете: каков наш ответ на крики о несправедливости? Ваши улемы отвечают: Книга Али! И мы говорим то же самое! Но в наших землях, о воин, нет несправедливости. Ибо в замлях карматов правоверные не платят налогов сверх положенной десятины! Среди нас нет бедных и нет богатых - ибо все мы, как и говорил Всевышний через Али - равны в обладании имуществом...
Лица сидевшего перед проповедником муллы Марвазу было не видать. Зато очень хорошо видать было слушателей: сгрудившись, наваливаясь друг другу на плечи и спины, они чуть ли не на голову даыю свешивались - и лица их казались завороженными. Словно говорил затейник-рассказчик о тысяче и одной нишапурской ночи: глаза у всех стеклянные, рты растопырены, пятерни рассеянно чешут волосню под рубахой...
- Не расскажешь ли ты мне правду о ваших обычаях? - дребезжа, вклинился в гладкий распев голос старого муллы. - Истина ли то, что говорят о вас? Рассказывают, что в общинах, провозгласивших себя праведными, дозволены свинина и вино!
- Это длинный и долгий разговор, о шейх, - улыбался даый, предостерегающе выставляя сухую длиннопалую ладонь. - О нас много говорят - и еще больше клевещут!..
Кругом одобрительно кивали и кхекали.
- Наши имамы проповедуют: кийам, воскресение, - при дверях!
Люди перешептывались, склоняли головы в знак согласия.
- Разве не видите вы - кругом знаки! Знаки, возвещающие конец мира несправедливости и гонений!
- Да! Да!... - звучало отовсюду.
- Так что о свинине? - грубо встрял мулла.
- Оооо, кийам не измеряется съеденным мясом! Как воину во время похода дозволено больше, так и идущему путем истины дозволено воинское! Правоверные! В наших землях не надо гнуть спину и копить медяки до тридцати пяти лет, чтобы получить в жены толстопузую и кривую дочку соседа, которую за тебя сговорят родители!
Слушатели согласно ахнули и запереглядывались, похлопывая друг друга по плечам.
- В наших землях вас встретят красавицы, подобные гуриям рая! Воины истинной веры находят усладу в райских садах уже сейчас!
Единый долгий стон восхищения.
- Это блуд! - попытался пискнуть мулла, но его прервали нетерпеливые крики:
- А правда, что у вас бабы общие? А по скоко дают каждому?
- Ооооо!.. - даый поднял обе ладони. - Райское наслаждение необходимо заслужить! О нас рассказывают много превратного - в том числе клеветники распространяют лживые слухи о том, что мы отравляем людей гашишем! Знайте же, о правоверные, - это не так!
- Конечно, это не так!
Брякнувший металлом нечеловеческий голос заставил Марваза вздрогнуть - и прогнал наваждение.
Даый медленно поднял глаза - и увидел сумеречника. Тарик сидел высоко в седле и бесстрастно глядел на проповедника сверху вниз.
- Конечно, это не так, - повторил свои слова самийа. - Вы умеете морочить легковерным голову так, что им не надо никакого гашиша.
И взмахнул рукой:
- Укоротите его на голову!
Одним словом, правильно поступил господин Меамори, оставив им сумеречников: те цапнули даыя, который чуть не ускользнул на манер склизкой змеи в толпе. Двое заломили руки, один свистнул мечом. Марваз увидел, правда, только мокрый песок и оскаленную бородатую башку в размотавшейся чалме. И то мельком - они с куфанцами уже жестко дрались с ополоумевшими дураками: месились кулаками, закрываясь локтями с намотанной сверху джуббой.
Драка прекратилась вдруг - как и началась. Тяжело дыша и поправляя съехавший разодранный ворот рубахи, Марваз оглянулся: на мгновенно опустевшем пятачке земли валялось уже несколько мокрых, облепленных песком голов. Облипли, видно, пока катились. В середине пятачка стоял Тарик. Длинный прямой меч в его руке зазвенел, встряхиваясь.
- Кому еще хочется пойти путем воскресения?! - рявкнул нерегиль.
Толпа медленно попятилась, оставляя на песке растопырившиеся конечностями трупы. Под телами расплывались черные пятна.
- Ну что ж: я вижу, здесь только истинные верующие... - ощерился нерегиль.
И с громким звяком вкинул меч в ножны.
- Расходитесь!..
Кругом быстро стало очень просторно. Только жопы под пологами шатров замелькали, быстро внутрь просовываясь. Правоверные, ага... Жопы правоверные, вот вы кто...
- Ты не дал мне окончить интересный разговор, о Тарик! - проскрипел за спиной знакомый голос муллы.
Абд-ар-Рафи ибн Салах стоял и недовольно отряхивал широкие рукава бишта.
- Что же в нем интересного, о шейх? - буркнул в ответ нерегиль. - Или ты думал, что люди врага придут и скажут: ооо, мы здесь затем, чтобы отобрать имущество, вас определить на каторжные работы, а женщин забрать и поделить между собой? Нет, о шейх. Они придут и скажут, что хотят всем только добра, счастья, равенства, свободы, братства и прочей хрени. Вот что они скажут.
- И все же, о Тарик... - начал было мулла.
И осекся.
Потому что нерегиль вдруг нахмурился и оскалился, словно от внезапной зубной боли - да еще и ладонь к уху приложил, словно ему туда заорали. Слушая ладонь, как раковину, Тарик вскинул руку - подождите, мол, я тут... что? Что он тут?
