Девочка погладила ее по жесткой шерсти на мордочке, потрепала шею, затем стала начесывать ямочку на лбу, в то время как волчица замерла, блаженствуя.
— Тихо что-то, — спустя какое-то время, оглядев начавшую казаться такой тесной и пустой повозку, проговорила Мати. — И отец почему-то не идет. А ведь ему давно пора было вернуться… — ей даже стало казаться, что все просто забыли о них. Эта мысль заставила ее обиженно поджать губы — как они могли поступить с ней так! Она ведь не пустое место!
Волчица сразу же ощутила перемену в настроении подруги, подняла на нее свои рыжие, теплые глаза, полные понимания и сочувствия.
А затем вдруг, будто почуяв что-то недоброе, Шуллат подтянула лапы к груди, собралась, словно готовясь к прыжку. Ее мышцы напряглись, глаза настороженно оглядывали все вокруг. Еще мгновение и волчица вскочила, метнулась к пологу.
— Ты куда? — девочка, которой меньше всего в этот миг хотелось оставаться одной, пыталась удержать ее. — Ты ведь хотела спать. Спи. Я обещаю, что не буду мешать.
"Не сейчас… — она мотнула головой, сбрасывая руку подруги. — Сперва я должна узнать…"
— Что? Что-то случилось? — она тоже двинулась в сторону полога, собираясь осторожно выглянуть наружу, оглядеться, спеша убедиться, что с караваном все в порядке, что взрослые просто обиделись на нее за побег и, решив наказать, оставили наедине со своими мыслями и чувством вины.
Но Шуллат остановила ее, зло рыкнув:
"Будь здесь. Я все проверю и вернусь!"
Волчица выскользнула из повозки. Мати же села, обхватив колени руками, и замерла, собираясь ждать. Вот только… Ей всегда не хватало терпения. И еще это навязчивое, упрямое любопытство… Как тут усидишь на месте?
"Ничего ведь плохого не произойдет, если я посмотрю…" — она встала на четвереньки, осторожно приблизилась к краю повозки, несмело чуть-чуть отодвинула полог, и приблизила лицо к образовавшейся щели с таким видом, словно ожидала увидеть в нее разверзнувшиеся небеса, танец демонов или еще какой невероятный ужас, подобный тому, что творилось, бушевало в ее душе.
На первый взгляд не происходило ничего необычного. Под куполом шатра было тихо и спокойно. Безмятежным ровным огнем горели костры с огненной водой. Выпряженные олени в полном безразличии жевали колючки. И все же, было во всем этом что-то необычное, странное…
Мати и сама не заметила, как оказалась снаружи повозки. Несколько мгновений она робко переступала с ноги на ногу, опасливо оглядываясь вокруг.
Рядом не было видно ни одной живой души. Мати уже начала подумывать: а что если отец, разозленный ее поведением, тем, что она сбежала, да еще при этом нарушила данное слово, собрал сход, чтобы осудить ее? Но если так, какое же наказание для нее придумают? Ее ведь и из каравана выгнать могут.
Она нервно дернула плечами, почувствовав прикосновение к ним страшного холода пустыни. Конечно, она не боялась мороза, верила, что сможет выжить в снегах, но сейчас ей не хотелось уходить!
"Ну пожалуйста! — на глаза уже набежали слезы. Мысленно она оправдывалась перед своими спутниками, упрашивала их простить, наказать как-то иначе, но позволить остаться в караване. Девочка уже была готова заплакать, когда у нее перед глазами предстал образ Шамаша: — Он не даст меня в обиду! Он все поймет, он всегда понимает!" — ей нужно было увидеть мага, поговорить с ним, чтобы он выслушал ее страхи, успокоил.
"Я же велела тебе сидеть в повозке!" — из-за спины раздался злой рык волчицы.
— Но мне хотелось…
"А ну быстро назад!" — Шуллат обошла девочку, остановилась перед ней, преграждая дорогу, а затем стала медленно наступать, выставив вперед голову и поглядывая недобрым глазом, вынуждая подругу подчиниться и вернуться.
Но Мати этого совсем не хотелось, а упрямства в ней было ничуть не меньше, у волчицы.
— Отстань!
"Я что сказала!"
— Ты мне не мать, чтобы приказывать!
"Как знаешь, — Шуллат надоело спорить с девочкой. Она решила — в конце концов, у той есть и собственная голова на плечах и она должна понимать, как следует поступать, а чего делать не нужно. Его глаза сощурились: — Но только не пожалей потом", — и, повернувшись, она, осторожно, прячась под повозками и петляя, словно не желая никому попадаться на глаза, двинулась в сторону повозки Шамаша.
Шуллат меньше всего хотела бы попасться сейчас на глаза богу солнца. Она чувствовала себя виноватой, понимала, что заслуживает наказания. Но волчица должна была найти брата, зная, что сможет успокоиться лишь убедившись, что с Ханишем все в порядке.
Она ощущала некоторое беспокойство с тех самых пор, как совершенно неожиданно для себя учуяла запах брата в пустыне, на полпути между ледяным дворцом и караванной тропой. Рядом с ним был кто-то чужой и волчица не могла не узнать ту опасность, с которой Хана свела его дорога — Несущая смерть. В первый миг она испытала страх и за себя, и за него. Но потом заметила в стороне тело мерзкой твари. Волчица не осмелилась подойти к ней. Она не хотела признаваться в этом даже себе, однако Шуши было страшно — Несущая смерть пугала ее даже мертвой ибо, кто знает, возможно, она способна ожить и напасть…
Так или иначе, сознание того, что противник повержен, несколько успокоил волчицу… Но не совсем.
Она подобралась к повозке бога солнца, забралась под днище, замерла, озираясь по сторонам, и тихо, приглушенно заскулила, зовя брата.
Ответа не было. Шуши заволновалась, нервно закрутила головой. Она была не в силах ждать. Ее охватило беспокойство, которое требовало выхода. Волчица уже хотела позвать вновь, на этот раз громче, так, чтобы Хан ее обязательно услышал.
— Почему ты сидишь здесь? — Мати подошла к повозке, опустившись на корточки, заглянула под днище.
"Тебе какое дело?" — Шуллат прижала уши, ее пасть приоткрылась, обнажая клыки. Девочка стала ее раздражать и волчица была не в силах, да и не считала нужным, сдерживать свои чувства. Ей хотелось, чтобы Мати отвязалась от нее, ушла назад, в повозку.
Та же вместо этого, не обращая внимание на разгоравшуюся злость в глазах волчицы, забралась под повозку, прижалась к взлохмоченной рыжей шерсти, обхватила за мохнатую шею.
— Прости меня, — на самое ухо Шуллат прошептала она. — Прости. Это все из-за меня, да? Я подговорила тебя убежать, а тебе приходится расплачиваться. Хан обиделся на тебя?
"Наверно, — волчица вздохнула. Теплые слова, добрые руки маленькой хозяйки позволили ей справиться с вдруг нахлынувшей волной ярости, вновь став прежней. Тем более… Может быть, все действительно так, Мати права и, значит, не о чем беспокоиться, ведь обида — это не навсегда, это на время. Обида уйдет, главное — жизнь. — Хан вчера назвал меня эгоисткой… И он прав", — она вновь вздохнула.
