Безответственная балаболка, похоже, не задумывалась, какой вред нанесет противоправное действие неустойчивой психике черного мага. Вдруг ему понравится! Ларкес намеревался вразумить мальчишку и поймать эту самую Фиберти на горячем. В качестве превентивной меры координатор выступил перед учащимися колледжа с короткой, но прочувствованной лекцией о вреде нелицензированного колдовства (заодно и убедился, что в ответственный момент Рофан сможет узнать его в лицо).
Во времени проведения ритуала маг не сомневался — до вчерашнего дня шли дожди, что ворожбе не способствовало (водостойкими маркерами учащихся не снабжают), а завтра в колледже занятия допоздна (при свете факелов особенно не поколдуешь). Природа помогала слежке: низкие облака крали свет, до срока превращая день в сумерки, порывистый ветер шуршал ветвями и теребил палые листья. Парк был пуст, собаки и их хозяева в такую погоду предпочитали сидеть дома. Голые кусты сирени, разросшиеся на руинах некогда весьма приличного особняка, надежно скрывали преступников.
Ларкес раздвинул ветки концом зонтика — тросточки и постоял пару минут, наблюдая, как Рофан заканчивает чертить пентаграмму. Студент пыхтел, отдувался, но не халтурил, и черновую работу заклинателя проделал очень хорошо. Когда начинающий колдун выпрямился, с наслаждением разглядывая свой титанический труд, Ларкес призвал Источник и обозначил свое присутствие.
— Ну, а дальше что?
Испугаться Рофан не мог (не того он был цвета), поэтому на его лице отразилось только безмерное разочарование — сто крон показали ему ручкой. Ларкес прокашлялся — студент беззвучно исчез в кустах. Старший координатор открыл саквояж и принялся извлекать оттуда цветные свечи, зеркальца, тонкий шелковый жгут и запаянные в ампулы медные шарики.
— Вы не имеете права! — чирикнула Фиберти.
— На что? — уточнил Ларкес, расставляя свечки по местам.
— На все это!
— Имею, — не согласился старший координатор северо — западного региона и не соврал (должность позволяла ему совершать ворожбу без уведомления контролирующих органов).
— Я буду жаловаться!
— Кому? — заинтересовался Ларкес.
— Координатору региона!!!
— Сейчас закончу и визитку дам, — пообещал колдун.
— Дневник вам не принадлежит! — едва не плакала мисс Фиберти.
— Как будто вам он принадлежит, — потерял терпение Ларкес. — Не мешайте мне, или я за вашу безопасность не отвечаю!
Ворожба шла сложно и по началу координатор относил это на счет выпитого, но когда Знаки начали дрожать и двоиться, стало ясно, что дело тут не в граммах. Любой менее тонко чувствующий магию волшебник немедленно начал бы сбрасывать энергию на накопители, но Ларкес лишь дополнил пентаграмму оперативным проклятьем, вновь добившись стабильности плетения. Редкий чародей мог позволить себе такой прием! Обостренная чувствительность и виртуозное владение потоками давали слабосильному, в общем — то, колдуну огромные преимущества. Не раз могучие боевые маги, рискнувшие бросить ему вызов, платили жизнью за свою глупость — Сила бесполезна тому, кто не может удержать над ней контроль.
Заклинание, отменяющее действие Бриллиантовой Руны, называлось «Шутка Люмьена». Кто был этот самый Люмьен, история умалчивала, тем не менее, прикол у него действительно получился знатный. Закончив ворожбу, Ларкес направил Силу в накопители и быстро шагнул в сторону — обтянутый черной кожей томик появился метрах в трех над землей и шлепнулся точно туда, где только что стоял заклинатель. Причем, скорректировать проклятье до более безопасной высоты еще никому не удавалось. А что делать, если одновременно проявляется десяток фолиантов, некоторые из которых читатели способны поднимать только вдвоем?
Ларкес принялся собирать колдовские принадлежности, методично уничтожая следы ритуала. Мисс Фиберти предприняла попытку стащить добычу, но маг невозмутимо придавил дневник ногой.
— И что вы собирались с ним делать? — координатор нахмурился тем способом, который актеры именовали «обвиняющим».
— Отослать Томасу! — всхлипнула аферистка. — Он оставил мне свой адрес.
— Все равно его нет дома, — пожал плечами маг. — Кстати, почему вы не уходите?
— А вы — почему? — немедленно встрепенулась Фиберти.
Старший координатор с грустью понял, что удержаться от похвальбы не сможет, хотя аудитория для этого крайне неподходящая. И морщиться тоже нельзя — этот его жест актеры называли «конвульсией».
— Хотите увидеть настоящее наследство Тангора? — надменно поинтересовался он.
— Да!!!
Кто бы сомневался. Старший координатор подошел туда, где во время ритуала ощутил странное скопление Силы.
— Слышали когда — нибудь про неснимаемые проклятья? Нет? Они были запрещены лет пятнадцать назад. Дело не в том, что их сложно распутать, главный вред происходит из — за того, что их почти невозможно найти. При этом любую магию они искажают очень сильно и в самый неподходящий момент. Улавливаете?
Глаза Фиберти возбужденно заблестели.
— Здесь никто не мог ворожить!
— Угу. А того, кто осматривал место пожара, следовало бы разжаловать в подмастерья.
К большому сожалению координатора, тот маг пару лет назад помер сам — пьяным попал под лошадь.
— А теперь отойдите подальше, — Ларкеса беспокоила скорость, с которой эта женщина хваталась за чужие вещи. Фибери послушно отошла.
Координатор достал из — за пазухи кулон с прядью волос, когда — то втихую снятых с расчески. Кто сказал, что болезненные привязанности всегда бесполезны?
— Плоть к плоти! — торжественно возвестил он и прикоснулся волоском к ничем не примечательному камню.
Казавшийся твердым материал внезапно задрожал и оплыл. За фальшивой панелью скрывался крохотный тайник, Ларкес выудил оттуда маленький деревянный футляр и тщательно его ощупал.
— Странно, — пробормотал координатор, — магии, вроде нет, а пальцы колет.
— Эта вещь принадлежит Томасу Тангору! — патетически возвестила Фиберти.
— Я и не спорю. И у меня больше шансов отдать ее владельцу, чем у вас.
Решившись, Ларкес приоткрыл футляр и пару секунд разглядывал содержимое, борясь с неконтролируемой мимикой. Всякие сомнения в том, что Судьба на его стороне, пропали. «Это все не случайно», — шевельнулось привычное.
Перед глазами одержимого прыгали цветные зайчики, Тангоры, отец и сын, сливались в одно сверхъестественное существо, а события двадцати лет сжимались до ощущения неоконченного разговора. Под руку просился оставленный в офисе графин.
