Я заверяю его, что проявлю решительность, и он удаляется.
Сегодня у де Крийона выходной, и он отправился в город за покупками. А вызывать к себе девочек, не поговорив прежде с ним самим, я не хочу. Нужно взять паузу и всё обдумать.
У меня так болит голова, что я отказываюсь от ужина и отправляюсь спать раньше обычного. А ночью просыпаюсь от раскатов грома за окном.
Гроза! И до полуночи еще целый час!
Зажигаю свечу, достаю из секретера дедушкины бумаги. Я уже выучила нужное заклинание наизусть, но боюсь допустить ошибку и предпочитаю прочитать его с листа.
Читаю и бегу в кровать – чтобы успеть уснуть до полуночи.
Эх, всё-таки жаль, что я не успела поговорить с его высочеством о доступе к магическому образованию детей из недворянских семей. Боюсь, если сейчас до него дойдут те слухи, о которых говорил де Версен, ждать от него снисхождения не придётся.
21. Принц Виларийский. Эжени. Бредовые идеи
– Ваше высочество! – графиня де Ламарк смотрит на меня чуть испуганно, а я судорожно пытаюсь понять, по какому поводу у нас с ней встреча.
Даже оглядываюсь в поисках Маршаля – уж он-то точно знает распорядок дня. Но секретаря поблизости нет.
Выбираю нейтральную фразу:
– Рад приветствовать вас, ваше сиятельство. Какая приятная неожиданность!
Теперь – ее ход.
– Я бы хотела обсудить с вами, ваше высочество, один важный государственный вопрос, – она заметно нервничает.
Ох, только этого мне не хватало! Почему-то каждая красивая женщина считает, что она легко может управлять кем или чем угодно – кавалерами, мужем, да даже государством. Нет, конечно, такие случаи в истории бывали – официальные королевы или негласные фаворитки порой оказывались весьма сообразительны, но право же, женский ум не предназначен для решения серьезных задач.
– Скажите, ваше высочество, нуждается ли Вилария в усилении своей магической мощи так сильно, чтобы пойти на изменение своих законов?
Я всё еще ничего не понимаю.
– Разве изменение законодательства способно усиливать магию? – я не могу сдержать улыбку.
Она обиженно кусает губы, но всё-таки продолжает:
– Вы не станете отрицать, ваше высочество, что магическими способностями могут обладать не только люди благородных кровей, но и представители простого народа?
Признаюсь, ее вопрос меня удивляет.
– Да, разумеется, среди черни тоже встречаются небесталанные люди, но это случается не так часто, чтобы это всерьез обсуждать.
В ее взгляде я замечаю возмущение.
– Может быть, ваше высочество, это случается редко именно потому, что вы предпочитаете этого не замечать? А вот если бы простым людям было позволено учиться магии так же, как и дворянам, среди них гораздо чаще появлялись бы сильные маги. А сильные маги, независимо от их сословной принадлежности, смогли бы сослужить хорошую службу Виларии!
Так, стоп! Эжени де Ламарк, в поместье которой со слугами обращались хуже, чем со свиньями, ратует за права простого народа?
– Весьма впечатлен, ваше сиятельство, вашей заботой о благополучии нашей страны. Непременно расскажу об этом его величеству. Но позвольте предупредить вас, что ваша идея не просто абсурдна, но еще и вредна. Если мы позволим простолюдинам учиться наравне с дворянами, это подорвёт устои нашего общества. Чернь начнет требовать равенства и в других вопросах. А народные волнения никогда и ни к чему хорошему не приводили.
– Значит, это невозможно? – дрогнувшим голосом уточняет графиня.
– Решительно невозможно, ваше сиятельство, – заверяю я. – Более того – я не советовал бы вам озвучивать эту идею еще где бы то ни было во избежание обвинения вас в революционных настроениях.
Мне не нравится этот разговор. С хорошенькими женщинами нужно разговаривать о любви, красотах природы и искусстве, а никак не о политике. Хотя сегодня я впервые смотрю на Эжени де Ламарк совсем по-другому. Я и раньше понимал, что она не глупа, но наш сегодняшний диалог стал откровением.
Я намереваюсь поцеловать ей руку и сослаться на неотложные дела. Это самый простой и необидный способ завершения беседы.
Но едва я касаюсь пальцами ее руки, как меня словно молния пронизывает. Я вздрагиваю и… просыпаюсь.
Я весь в поту в своей постели. Так это был всего лишь сон! Какое облегчение!
***
Эжени
Я просыпаюсь еще до рассвета и долго плачу, уткнувшись в подушку. В полночь была гроза, которую я так ждала! Я могла поговорить с дедушкой! Поговорить с ним о магии, заклинаниях и порталах! Узнать, смогу ли я когда-нибудь вернуться домой! А вместо этого я…
Я вспоминаю, как перед полуночью, прежде чем погрузиться в сон, я думала о том, что мне нужно поговорить с принцем о Селесте и ее сестре. А ведь герцогиня говорила, что нужно думать о том человеке, с кем хочешь встретиться во сне. Я должна была думать о дедушке! Ах, ну что за глупость с моей стороны! Сколько времени теперь ждать следующей грозы?
Я успокаиваю себя тем, что беседа с принцем тоже была весьма продуктивной. Ведь отрицательный результат – тоже результат? Теперь я хотя бы знаю, как его высочество относится к тому вопросу, который я хотела с ним обсудить. Я и раньше понимала, что ничего хорошего из этого не могло получиться, но теперь была уверена в этом. Принц – узколобый чванливый осёл, который не способен воспринять ничего нового. Да, он любит свою страну и на многое ради нее готов, но он не понимает, что мог бы сделать для нее больше, гораздо больше.
Когда солнечный луч прорывается меж неплотно задернутых портьер, я пытаюсь подняться с кровати. Но это обычно простое действие на сей раз дается мне с огромным трудом. Я снова опускаюсь на мягкую перину и зову горничную.
Но даже плотный завтрак не восстанавливает мои силы. Я целый день провожу в постели.
Обеспокоенная моим самочувствием герцогиня сама приходит ко мне.
– Ночью была гроза, дорогая, – сообщает она и ощупывает меня внимательным взглядом. – А сегодня ты весь день лежишь в кровати. Ты ничего не хочешь мне рассказать?
Я в ответ только грустно вздыхаю. Да, заклинание работает. Но это она знает и сама. А вот рассказать ей о прошедшей ночи во всех подробностях я не решаюсь.
– Эжени, посмотри на меня! – требует ее светлость.
Еще один вздох с моей стороны.
– Скажите, ваша светлость, а тот человек, с кем ты разговариваешь во сне после дедушкиного заклинания, он тоже будет помнить этот разговор? Или он проснется и ничего не будет знать о том, что случилось ночью?
Она выразительно цокает языком:
– Значит, ты разговаривала не с Раулем? Нет-нет, я не удивлена. Я вполне понимаю, что молодая девушка перед сном с куда большим удовольствием будет думать о каком-нибудь симпатичном молодом человеке, а не о давно усопшем дедушке.
Она тактично не спрашивает имя моего ночного собеседника, и я ей за это благодарна, потому что ни назвать герцога, ни, тем более, пересказать содержание нашего разговора, я не могу.
– Не беспокойся, дорогая, – улыбается она. – Он наверняка будет помнить ваш разговор, но это неважно, потому что он-то будет думать, что это был всего лишь сон.
К вечеру я более-менее прихожу в себя и отправляюсь в школу, чтобы поговорить с месье де Крийоном. Он как раз готовится к приходу наших внеплановых учениц. Я рассказываю ему о разговоре с де Версеном и вижу, как бледнеет его лицо.
– О, ваше сиятельство, простите, что я втянул вас в эту историю. Не беспокойтесь – если об этом станет известно властям, всю вину я возьму на себя. Я скажу, что занимался с девочками без вашего ведома.
Но мы оба понимаем, что всё тайное когда-нибудь становится явным.
Когда сестрички приходят на урок, де Крийон устраивает им настоящий допрос. Селеста плачет и заверяет, что она никому не сказала ни слова.
– Это я, – бросается на колени маленькая Элиана. – Селеста ни в чём не виновата. Но я не думала, что так получится. На прошлой неделе я отнесла конфету – всего одну, ваше сиятельство! – Мелисе. Она тоже работает на кухне, и она никогда не ела конфет.
