— Спасибо, Пом. — На этот раз чуть тверже.
Пом смерил Яз убийственным взглядом, нахмурился и зашагал обратно по чернильно-черному туннелю.
Эулар подождал, пока Пом отойдет подальше:
— Присоединяйся ко мне.
Яз двинулась вперед, огибая сосульки, дыхание клубилось перед ней облачками пара. Свет звезды осветил старика, седовласого и костлявого, стоящего на коленях на рулоне шкур перед идеально круглым меленьким озером. Яз с удивлением увидела, что вода не замерзла. Эулар повернулся к ней. Яркие лучи звезды, косо бившие снизу вверх, бросали на его лицо путаницу света и тени, настолько сильную, что Яз потребовалось несколько мгновений, чтобы понять — там, где должны были быть глаза, у Эулара были только шрамы.
— Привет. — Эулар улыбнулся.
Яз обнаружила, что снова потрясена этим, так же как и отсутствием ног у Кайлала. Физическое уродство было настолько редким явлением среди Икта, что от одного его вида ей становилось не по себе, в животе скручивало, за ним следовали чувство вины и стыда, и она нутром чувствовала, что такая реакция ее ослабляет.
— Пялиться — это нормально, — сказал Эулар. — Мне говорили, что я — настоящее зрелище. Пом должен был предупредить тебя.
— Тебя бросили в яму еще ребенком?
— Нет. Я был взрослым мужчиной. Мой клан, Хайджек, пытался спрятать меня. Моя мать была Матерью Клана.
— Хайджек? — Яз думала, что знает все кланы, пришедшие на встречу.
— Я — последний из них. — Эулар склонил голову. — Таково было правосудие жрецов. Урок для других кланов. Их жизни были потеряны.
Яз открыла рот и ничего не сказала. Она слышала о силе жрецов, но не о том, что они убивают целые кланы.
Эулар махнул рукой, словно отгоняя мысли о прошлом:
— И вот я здесь. В этих жилах нет ни капли старой крови. Моя магическая сила… в том, что я не могу видеть.
— Но ты узнал, что Пом уронил свою звезду.
— Я не вижу, но могу слышать. То, что я слышу, рисует картину. Слова, то, как они произносятся, то, что остается невысказанным, звуки комнаты. И то, что я слышал о тебе, окутывает тебя огнем, который я видел сквозь стены задолго до того, как ты появилась здесь, в моей маленькой пещере.
— О. — Яз не смогла придумать, что еще сказать.
— Ты видишь озеро передо мной?
— Да.
— Один из Сломанных сделал его и еще несколько таких же. Давным-давно. Мало осталось тех, кто помнит их создание. Каждый из них представляет собой резервуар, отполированный до блеска. В таком сосуде вода, если ее сохранять неподвижной, может оставаться жидкой еще долго после того, как мы могли бы ожидать, что она замерзнет.
Яз шагнула вперед, ее тень качнулась над озером:
— Оно должно было замерзнуть.
— Большинство из них замерзло. Но, по мере того, как лед отступает и течет, пути, по которым проходит тепло, сдвигаются, и иногда, — не слишком часто — одно из озер достигает этого состояния. Он хочет измениться, но каждое изменение должно где-то начинаться, и в этом озере изменению неоткуда начинаться.
Яз нахмурилась:
— Это… не имеет смысла.
— И все же это правда, — сказал Эулар, без тени обиды. Он протянул ей маленький жесткий кусочек камня, размером меньше первого зуба младенца. — Прикоснись им к воде. Брось его в озеро.
Яз опустилась на колени рядом со стариком, камень впился ей в колени. Она протянула руку с кусочком камня, зажатым между кончиками большого и указательного пальцев и прикоснулась им к гладкой поверхности перед собой. В одно мгновение — словно раскрылось белое крыло — от точки соприкосновения распространились узоры инея, бесконечно сложные, захватывающие дух, расширяющихся и симметричных. Удивленно вздохнув, она уронила кусочек. За следом камня потянулось быстрое замерзание, проникая в глубину и распространяясь по поверхности. Перед ее глазами толща озера стала твердой, ясность нового льда наполнилась призрачными тенями, трещины застыли в одно мгновение. Через нескольких ударов сердца половина озера уже лежала неподвижно, со скрипом расширяясь, эффект все еще распространялся к дальним берегам. Яз снова прижала руку к груди.
— Иногда введение чего-то нового может изменить все, Яз. — Эулар протянул руку и постучал костяшками пальцев по новому льду. — Мне кажется, регулятор Казик не бросал тебя в Яму Пропавших.
— Почему ты так говоришь? — Яз спросила себя, как много видит этот старик без глаз. Откровения Хетты еще не могли достичь его, даже если бы Петрик или кто-то другой из падение-группы захотел выдать ее.
— Есть много способов быть сломанным, но только четыре из них возникают из старой крови, проявляющейся в новом ребенке…
— Турин сказал, что их три: герант, хунска и марджал.
— Четыре племени людей посадили свои корабли на Абете, когда этот мир был еще зеленым. Пропавшие уже ушли, зная, что солнце будет продолжать гаснуть, но в те дни Абет был еще хорошим местом для людей, особенно после тех черных морей, по которым наши предки так долго плавали.
Племена смешали свою кровь, чтобы породить народ, который будет процветать на этом новом месте. Геранты с их размерами и силой, хунски с их быстротой, которая может растянуть мгновение на век, марджалы с их мастерством в мириадах меньших магий… и кванталы, которые видят единственный истинный Путь, соединяющий и разделяющий все вещи, и могут взять от него столько силы, сколько они способны удержать.
Яз отвела взгляд от безглазого лица Эулара и уставилась на мраморную красоту замерзшего озера:
— Почему же тогда Турин не упомянул об этих… кванталах?
— Потому что среди нас нет ни одного. Жрецы Черной Скалы сохраняют их для себя. Все жрецы — кванталы. Поэтому, конечно, Казик не бросал тебя в яму. Что заставляет меня спросить, была ли ты настолько неуклюжа, что поскользнулась, вызвала настолько большую ненависть, что тебя толкнул кто-то из твоего клана, или… ты бросилась к нам сама? Все эти предположения кажутся удивительно неправдоподобными, но одно из них, я думаю, должно быть правдой.
— Я прыгнула сама. — Теперь, когда она призналась, это прозвучало очень глупо.
— За другом? — спросил Эулар. — Нет ничего лучше дружбы, чтобы затащить кого-то в яму. Или вытащить из нее. — Он улыбнулся и повернул голову, и, хотя в его глазницах не было глаз, Яз могла сказать, что взгляд старика глядел в даль. — Мои первые друзья теперь мертвы, все, их забрали годы. Это одна из цен, уплачиваемых в процессе старения. Но я их помню. О да. Каждый день. Игры, в которые мы играли, веселье, которое у нас было, пролитые слезы. Мы — жертвы наших первых дружб. Друзья — основа нас самих. Каждый из них привязывает нас к прошлому. Удары, которые загнали эти гвозди в нас, наносились случайным образом, но их эхо отдаются во все наши дни.
— Это был мой брат. Я прыгнула вслед за братом. Чтобы защитить его.
— Чтобы защитить его? Ты думала, он переживет падение?
— Я…
— Стремись быть честной с другими, девочка. Но никогда, никогда не лги себе.
— Он должен был выжить. Я пошла, чтобы спасти…
— Только правду, дитя. Твоя жизнь будет протекать гораздо спокойнее, если между твоим сердцем и твоей головой не будет лживого языка. — Эулар медленно провел обеими руками по лицу и провел скрюченными пальцами по седым прядям волос. — Я был молод, а теперь я стар, и меня поражает, каким долгим и каким быстрым было это путешествие. Все, что каждый старейшина когда-либо говорил тебе о старости, — правда… и ничто из этого не будет ничего значить для тебя, пока ты сама не совершишь это путешествие.
— Яма притягивает к себе… — Яз вспомнила темную глотку, бесконечно терпеливую, бесконечно глубокую. Угроза, вызов, приглашение. — Когда регулятор не толкнул меня…
— Часть тебя почувствовала себя оскорбленной?
— Большая часть меня почувствовала облегчение. — Яз покачала головой. Она испытала не только облегчение, но и сожаление, хотя могла понять только последнее: — Но потом он столкнул вниз Зина.
— И твой брат сейчас с Запятнанными?
